Как ведет себя интеллигенция во время революции. Октябрьская революция и интеллигенция

JPAGE_CURRENT_OF_TOTAL


III. Революция и интеллигенция

Октябрь 1917 г. стал особым рубежом в истории отечественной интел­лигенции. Большинство интеллигенции не могло отказаться от демократиче­ских форм разрешения общественных противоречии и не хотело идти в массо­вый террор, гражданскую войну, «немедленный» социализм и мировую рево­люцию. Другая часть считала такой путь неизбежным и потому поддержала Ок­тябрь. Первым следствием подобного размежевания интеллигенции была мас­совая эмиграция. За границей оказалось немало художественной и научной ин­теллигенции. Такая утечка умов не могла не привести к существенному пони­жению духовно-интеллектуального уровня в стране.

Поэтому место интеллигентных, образованных руководителей занимали менее культурные фигуры, в глазах которых обладание властью было куда бо­лее весомой ценностью, чем обладание знанием. И чем заметнее обнаружи­валось это противоречие, тем больше новый слой партийных и советских управленцев воспринимал прежнюю интеллигенцию как помеху их амбициоз­ным политическим устремлениям.

Постепенно усиливается недоверие к старой интеллигенции, которая вос­принималась как «буржуазная», как «попутчик», требующий перевоспитания. В сущности, происходит разрыв с отечественными традициями интеллигенции - последняя трактуется лишь как специалисты («спецы»). Отныне интеллигент­ские профессии прочно зачисляются в категорию «служащих». Они становятся чем-то вроде интеллектуальной обслуги, к тому же требующей присмотра.

Скажем, к директору из рабочих придается специалист, или к специалисту-руководителю представляется комиссар из рабочих. И это соответствовало пар­тийной линии по отношению к старой интеллигенции. Именно Ленин указывал, что необходим строгий контроль пролетариата за «спецами», чтобы поставлять их «в определенные рамки». Услугами «буржуазных» интеллигентов, по ленин­ской мысли, можно воспользоваться лишь «при полном соблюдении верхо­венства руководства и контроля Советской власти».

При этом важно подчеркнуть, что сразу после Октября 1917 года Ленин подчеркивал необходимость изыскания ненасильственных способов вовлечения старой интеллигенции в дело социалистического строительства. «Если, - го­ворил он, - все наши руководители не достигнут того, чтобы мы как зеницу ока берегли всякого спеца, работающего добросовестно со знанием своего дела и с любовью к нему, хотя бы и совершению чуждого коммунизму идейно, то ни о каких серьезных успехах в деле социалистического строительства не может быть и речи».

Как видно, тогда Ленина не пугала разнородность идейно-политических позиций, плюрализм мнений среди интеллигенции и на первый план им ста­вились демократические методы взаимодействия с ней, «если бы мы натравили на интеллигенцию, - заявил он, - нас следовало бы за это повесить. Но мы не только не натравливали народ на нее, а проповедовали от имени партии и от имени власти необходимость предоставления интеллигенции лучших условий работы».

Однако уже в 1919 г. в своей Программе партия большевиков в конфронтационном духе ставила задачу - не давать буржуазным специалистам «ни малейшей политической уступки и беспощадно подавлять всякое контрреволюцион­ное поползновение с их стороны. Именно в соответствии с этими партийными требованиями осуществлялось необоснованное насилие по отношению к старой интеллигенции. В первую очередь в той ее части, которая осмелилась откры­то высказывать свои позиции, взгляды на процессы революционных преобразо­ваний в стране, которые расходились с партийными установками. Дело дошло даже до арестов только за принадлежность в прошлом к буржуазным партиям.

Эти перекосы в политике по отношению к интеллигенции приобрели такой широкий характер, что даже Политбюро ЦК РКП(б) вынуждено было вмешать­ся в этот процесс после решительного протеста М.Горького, А.Луначарского и Л.Каменева против массовых арестов научной интеллигенции. 11 сентября 1919 г. было принято решение о пересмотре списков арестованных ученых за их былую принадлежность к партии кадетов. Многие арестованные были осво­бождены.

Однако необоснованные аресты интеллигенции продолжались. М.Горький в октябре1919 г. вновь обратился по этому вопросу к председателю ВЧК Ф.Дзержинскому. Он в очередной раз подчеркивал, что смотрит на аресты представителей науки «как варварство, как на истребление лучшего мозга страны».

Поразительно точно трагические судьбы русской интеллигенции предска­зал А.Блок. В июне 1919 г. уже после некоторого опыта сотрудничества с со­ветскими органами власти, поэт записывает в дневнике: «Чего нельзя отнять у большевиков - это их исключительной способности вытравлять быт и уничто­жать отдельных людей». А в мае 1921 г. он с горечью замечает: «В Москве зверски выбрасывают из квартир массу жильцов - интеллигенции, музыкантов, врачей и т.д.»

Уже после окончания гражданской войны в августе 1921 г. был осущест­вленпервый массовый расстрелинтеллигенции:по обвинениюв «контрреволюционной» деятельности были расстреляны поэт Н.Гумилев и еще более 60 человек. Это было чисто политическое убийство интеллигентов - носителей интеллектуального богатства России.

Массовые расправы с интеллигенцией осуществлялись в русле трансформации послереволюционной ленинской позиции. В марте 1922 г. в статье «О значении воинствующего материализма» Ленин высказал мысль о целесообраз­ности высылки за границу, в страны буржуазной «демократии», некоторых буржуазных теоретиков, преподавателей и членов «ученых обществ».

В письме Ф.Дзержинскому от 19 мая 1922 г. Ленин писал: «К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим. Прошу обсу­дить такие подготовки... Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей. Поручить все это толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ». Из этого видно какую большую заботу Ленин проявил о соблюдении «чести» партийного мундира, при самой драконовской политике по от­ношению к лучшим умам России.

Претенденты на высылку определялись еще с февраля1922 г., когда по указанию Ленина была начата с участием ВЧК массовая проверка на «контрреволюционность» издательств, периодических изданий, их авторов и сотрудников. К этой работе Ленин рекомендовал подключить членов Политбю­ро ЦК РКП (б), в их обязанность вменялся «просмотр» печатных изданий.

В числе «законнейших» кандидатов на высылку за границу Ленин видел сотрудников журнала «Экономист» который он называл «органом современных крепостников». «Все это явление контрреволюционеры, - указывал Ленин, - по­собники Антанты, организация ее слуги и шпионов и растлителей учащейся мо­лодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу». К этой кампании подключилась и ленинская «Правда»: 2 июня 1922 г. она опубликует гневную, обличительную статью «Диктатура, где твой хлыст?». По­водом формальным для гнева послужила брошюра Ю.Айхенвальда «Поэты и поэтессы», касавшаяся истории русской поэзии. Здесь был дан положительный отзыв о поэзии Н.Гумилева, недавно безвинно расстрелянного. «Правда» в рез­кой форме литературные проблемы переводит в политические. «Мы здесь не литературную критику или антикритику собираемся писать. Мы ставим чисто политический вопрос. Или вернее - мы зовем к политическому ответу». И он последовал.

В августе-сентябре 1922 г. из России по указанию. Ленина в администра­тивном порядке было выслано около 200 лучших представителей интеллиген­ции. Назовем среди них таких известных философов, как Н.А.Бердяев, Н.А.Лосский, П.А. Сорокин, историка А.Кизеветтера, экономистов В.Бруцкуса и С.Н.Прокоповича.

В приговоре, принятом без судебного разбирательства, говорилось: «По постановлению Государственного политического управления наиболее ак­тивные контрреволюционые элементы из среды профессоров, врачей, агроно­мов, литераторов высланы в северные губернии, за границу... Высылка ак­тивных контрреволюционеров из буржуазной интеллигенции является первым предостережением Советской власти к этим слоям. Информация о высылке, опубликованная в «Правде» 31 августа 1922 г. так и называлась «Первое пред­упреждение».

Надо сказать, что уже тогда начали использовать демагогический прием - ссылки на «одобрение трудящихся», на «народ требует». Та же «Правда» апри­орно утверждала, что, несомненно, с горячим сочувствием встречено со сторо­ны русских рабочих и крестьян.

В истории послереволюционной России эта административная высылка большой группы интеллигенции была первым случаем, когда людей «выдворяли» из собственного отечества, не спросив у них согласия. Их изгнали в мирное время только потому, что они не хотели менять свои убеждения в уго­ду идеологическим концепциям большевиков. Эта интеллигенция вела идейную борьбу против монополии одной партии в духовной сфере жизни общества и потому становилась неугодной новому режиму. Угодничать она не могла и не хотела.

В философской автобиографии «Самопознание» Н.Бердяев позже писал:

«С коммунизмом я вел не политическую, а духовную борьбу против его духа, против его вражды к духу... Русская революция была так же концом русской интеллигенции. Русская революция отнеслась с черной неблагодарностью к русской интеллигенции, которая ее подготовила, она ее преследовала и низвер­гала в бездну»..

Против необоснованного административного произвола в отношении ин­теллигенции выступил тогда М.Горький. В письме к А.Рыкову он с болью пи­сал: «За время революции я тысячекратно указывал Советской власти на бес­смыслие и преступность истребления интеллигенции в нашей безграмотной и некультурной стране».

Репрессивная политика Советской власти и партии большевиков находилась в противоречии с тем, что провозглашалась ранее Лениным как «новый курс» в отношении «буржуазных спецов», «союз науки и демократии». Еще в декабре 1918 г. он говорил, что «мы достаточно сильны теперь, чтобы не бояться ничего. Мы всех переварим. Они вот нас не переварят». Однако уже после окончания гражданской войны получилось так, что Ленин и большевики побоялись инакомыслия со стороны интеллигенции, которая, по словам Бердяева, и не являлась «антисоциалистической», а просто отстаивала «принцип духовной свободы».

Заключая эту тему, важно отметить, что после смерти Ленина враждебные взгляды по отношению к интеллигенции еще больше стали насаждаться в стра­не. Как отмечала И. К. Крупская в июле 1925 г. «вопрос об интеллигенции по-прежнему стоит особенно остро», потому что широкие слои рабочих и крестьян отождествляют интеллигенцию с крупными помещиками и буржуазией. Только Крупская упустила такой важный фактор, как влияние большевистской пропа­ганды на формирование у рабочих и крестьян указанных представлений об ин­теллигенции.

Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF

Введение

Актуальность. В 2017 году исполняется сто лет со дня Великой российской революции. Появляется множество трудов историков и публицистов дающих ответ на вопрос: какая социальная группа сыграла ключевую роль в данном событии, не только ознаменовавшем создание первой в мире альтернативной капитализму политической системы, но и определившем путь развития России на много десятилетий вперед? Можно не без оснований предположить, что такой социальной группой являлась интеллигенция, включающая в себя работников умственного труда и представителей творческих профессий. Ведь произведения искусства, с одной стороны, отражают авторское восприятие реальности, а с другой - формируют отношение к реальности читателя, зрителя, слушателя; в период Великой российской революции появлялось немало стихотворений, плакатов, театральных постановок, как воспевающих свержение монархии, так и осуждающих действия революционеров.

Но в 1917 году социальная прослойка интеллигенции была не так многочисленна: людей с высшим образованием, занимающихся умственным трудом, насчитывалось примерно 23 тысячи (0, 02% от всего населения страны) (1). В современной России, по данным Организации экономического сотрудничества и развития на 2014 год, люди с высшим образованием составляют 54% от населения страны, учитывая возрастную категорию от 25 до 64 лет. То есть, проблема роли интеллигенции в историческом процессе на данный момент актуальна для России.

Цель: проанализировать роль интеллигенции как социальной группы в историческом процессе на примере событий Великой российской революции 1917 года через поэтические произведения, написанные в 1917-20 гг.

Задачи:

    проанализировать мнения философов и социологов об основных признаках интеллигенции, роли интеллигенции в жизни общества;

    оценить роль интеллигенции в событиях Великой российской революции 1917 года;

    провести анкетирование среди учащихся и педагогического состава высшего учебного заведения г. Читы, выявить, что опрошенные подразумевают под интеллигенцией;

    сделать выводы о роли интеллигенции в историческом процессе.

Объект исследования: интеллигенция в России в начале XX века как социальная прослойка

Предмет исследования: поэтические произведения о событиях Великой российской революции, написанные в 1917-20 гг.

Методы: теоретический (анализ поэтических произведений и исторической литературы), эмпирический (проведение опроса).

Глава I. Интеллигенция как социальная группа, признаки интеллигенции

Слово «интеллигенция» произошло от латинского intelligens, что означает «разумный, мыслящий». Ожегов в «Словаре русского языка» даёт следующее определение понятию «интеллигенция»: «Интеллигенция - социальная прослойка, состоящая из работников умственного труда, обладающих образованием и специальными знаниями в различных областях науки, техники и культуры». Однако в начале XX века место интеллигенции в обществе являлось дискуссионным вопросом: существовали разные мнения о том, является ли интеллигенция классом или представляет собой особую социальную группу. Н. А. Бердяев полагал, что интеллигенция не является классом - она выше класса и преследует общечеловеческие цели. Философ писал: «У нас образовалась особенная социальная группа интеллигенции, с своеобразной психикой, с характерными чертами лица, которые легко узнать даже на большом расстоянии» (17). Другие считали интеллигенцию классом (Н. И. Бухарин, А.С. Изгоев). Большее доверие внушает первая позиция, считающая интеллигенцию социальной группой, ведь интеллигенцию, бесспорно, формируют люди разных классов и сословий. История подтверждает это многочисленными примерами. Стоит хотя бы упомянуть гениальных философов Древней Греции: Сократа, сына каменотеса, и Платона, сына знатного афинского гражданина Аристона, ведущего своё происхождение от легендарного аттического царя Кодра. Несмотря на различия в социальном статусе, оба философа приобрели мировую известность как люди, проявившие неординарные умственные способности.

Интеллигенция как социальная группа является субъектом исторического процесса. Докажем это на примере Великой российской революции 1917 года, оценив роль интеллигенции в революционном движения и укреплении успеха революции.

Глава II. Участие интеллигенции в ключевых событиях 1917 года

На момент 1914 года, по данным ЦСК МВД, на территории России проживало 178 378,8 тысяч человек. Из них только 23 тысячи являлись представителями интеллигенции (2). Стоит отметить, что начало XX века ознаменовалось расцветом поэзии, живописи, музыки, театра и архитектуры. Росло число учебных заведений, в которых увеличивалось количество учеников. Интеллигенция, представлявшая к тому времени социальную группу, искала выражения своих интересов - в 1905 году была создана кадетская партия.

В системе политических партий России конституционно-демократическая партия занимала особое место. Это была партия интеллектуалов, аккумулировавшая в своих рядах цвет российской интеллигенции начала XX в., мечтавшей о радикальном преобразовании страны парламентским путем и на основе общечеловеческих ценностей. Идейные и организационные истоки формирования конституционно-демократической партии генетически связаны с теми качественными изменениями, которые произошли в русском либерализме на рубеже XIX-XX вв.

В условиях нарастающего общественного недовольства наиболее ярко проявил себя лидер кадетской партии П. Н. Милюков. Его выступление в Думе 1 ноября 1916 года ознаменовалось ставшей впоследствии знаменитой речью «Глупость или измена?». В ней П.Н. Милюков бросил публичное обвинение в измене не только членам правительства, но и лично императрице Александре Федоровне. Современники назвали эту речь «штормовым сигналом революции» (6).

С осени 1916 г. растет число протестных выступлений крестьянства и рабочего класса. Самые крупные выступления в городах состоялись 9 января 1917 г. в день памяти «Кровавого воскресенья» и 14 февраля 1917 г. в день возобновления заседаний Думы. 18 февраля резко ухудшилась ситуация на крупнейшем заводе Петрограда - Путиловском. Доведенные до отчаяния войной и голодом не вышли на работу рабочие его лафетно-штамповочной мастерской. Бастующих поддержали и другие рабочие завода. В ответ 22 февраля администрация завода объявила локаут. За воротами предприятия в одночасье оказалось 36 000 рабочих. Первым днем революции считается 23 февраля. В этот день (8 марта по новому стилю) отмечался Международный женский день - на улицы Петрограда вышли активистки социал-демократических организаций. Их поддержали женщины из «хвостов» и бастующие рабочие. Первым лозунгом был, разумеется, лозунг о хлебе. Встречались лозунги «Долой войну» и «Долой самодержавие». Организующий характер движению придавало участие в событиях социалистов: большевиков, меньшевиков, эсеров, анархистов и др. Но конкретных руководителей с четким представлением о ходе и результате демонстраций не было, поэтому народные массы в большинстве действовали стихийно. Стихийность революции отмечали современники. Например, русский общественный и политический деятель В.Б. Станкевич писал: «Масса двинулась сама, повинуясь какому-то безотчетному внутреннему позыву. С каким лозунгом вышли солдаты? Кто вёл их, когда они завоевывали Петроград, когда жгли Окружной суд? Не политическая мысль, не революционный лозунг, не заговор и не бунт, а стихийное движение, сразу испепелившее всю старую власть без остатка». Такого же взгляда придерживался А. И. Деникин, утверждая в своей «Истории русской Смуты» следующее: «В этот решительный день (речь идет о 27 февраля) вождей не было, была одна стихия. В её грозном течении не виделось тогда ни цели, ни плана, ни лозунга». Конкретные цели и лозунги у бастующих имелись. Однако А.И. Деникин прав в том, что в феврале «не было вождей», а, значит, не было и плана. Где же в разгар февральских демонстраций оказались вожди? В.М. Чернов (наиболее авторитетный лидер эсеров) находился в эмиграции. Ф.И. Дан и И. Г. Церетели (лидеры меньшевиков) - в ссылке, Ю.О. Мартов - в эмиграции. В.И. Ленин и Г.Е. Зиновьев (лидеры большевиков) - в эмиграции. Л.Б. Каменев и на тот момент еще малоизвестные большевики Я.М. Свердлов, А.И Рыков, И.В. Сталин - в ссылке.

Конечно, не все, пережившие февраль 1917 года, отмечали стихийность демонстраций. Л. Д. Троцкий (тоже находящийся в период февральской революции в эмиграции) писал: «На поставленный выше вопрос мы можем, следовательно, ответить с достаточной определенностью: сознательные и закаленные рабочие, воспитанные главным образом партией Ленина». Разумеется, большевистская партия занималась пропагандисткой работой и среди рабочих, и среди солдат. Однако не только «партия Ленина» сделала бастующих «сознательными», ведь не последнюю роль в начале массового движения сыграли кадеты, эсеры, анархисты и т.д. (7)

В первые дни демонстраций бастующим противостояла только полиция. Кавалерию подключили позже (25-26 февраля), когда сомнений в начавшейся революции уже не возникало. Однако солдаты массово присоединялись к рабочим: на сторону восставших 26 февраля перешло 0,6 тыс. солдат, 27 февраля - 70 тыс., 1 марта - 170 тыс. 27 февраля лидерами прогрессивного блока был создан Временный комитет Государственной Думы (ВКГД) и организован Петросовет (Совет рабочих депутатов). В ночь с 1 на 2 марта 1917 г. лидеры Совета и ВКГД договорились о создании революционного временного правительства, к которому должна была перейти верховная власть (2 марта Николай IIбудет вынужден отречься от престола). Во главе Временного правительства оказался Г.Е. Львов (бывший кадет). В Петрограде сложилась ситуация двоевластия. (4).

Стоит отметить, что после февральских событий перестала существовать цензура: стали появляться самые обличительные плакаты, стихотворения, книги, театральные пьесы. Например, книга «Вся правда о Распутине» (автор - И. Ковыль-Бобыль) разошлась тиражом 75 000 экземпляров. Большой популярностью пользовался фарс Кулаковского «Крах дома Романовых и К˚». Плакаты Дмитрия Моора пользовались успехом у революционно настроенной части общества: допустим, плакат, изображавший Николая Второго и двух революционеров; бывший император выходит из комнаты, забыв на полу корону, один из революционеров указывает на неё со словами: "Гражданин, возьмите корону: она не нужна больше России! "Рисунок сделан вскоре после событий Февральской революции для сатирического журнала «Будильник» в 1917 г. Появлялись и новые поэтические произведения. К примеру, В. Маяковский посвятил февральским событиям «Поэтохронику». В стихотворении автор восхищается революцией, уверяя, что назло всем её противникам «небывалой сбывается былью социалистов великая ересь!».

Казалось бы, отсутствие цензуры позволяет интеллигенции открыто пропагандировать свои воззрения, даёт полноценную творческую свободу (не зря отмена цензуры являлась одним из пунктов программы кадетской партии). Однако в реальности ситуация складывалась иначе: кроме политизированных плакатов, стихотворений, фарсов и книг, стали появляться и другие произведения «искусства». Многие продаваемые на улицах печатные издания поражали своим грубым развратным содержанием, не имеющим отношения ни к свержению царя, ни к пропаганде новых общественных ценностей, ни к осуждению «придворной партии» («Придворной партией» П.Н. Милюков называл И.Ф. Манасевича-Мануйлова, Г. Распутина, Питирима, Б.В. Штюрмера в своей речи «Глупость или измена»). И. А. Бунин вспоминал в «Окаянных днях» о том, как много недостойной литературы появилось после февральских дней. М. Горький писал в одной из статей для газеты «Новая жизнь»: «В первые же дни революции какие-то бесстыдники выбросили на улицы кучи грязных брошюр». Становилось понятным, что отсутствие цензуры имеет не только положительные, но и отрицательные последствия. Тем не менее, плоды деятельности интеллигенции способствовали укреплению в обществе успеха произошедшей революции. Свержение монархии стало знаменательным событием (как для современников, так и для потомков). К дальнейшей судьбе свергнутого царя и его семьи представители интеллигенции относились по-разному. Например, академик В. А. Стеклов писал в своём дневнике 10 марта 1917 года: «Постепенно раскрывается мерзостная картина придворной грязи и разврата! Изверги рода человеческого, а не люди. А с ними еще церемонятся! Смертную казнь отменили. Надо бы им объявить, что присуждены к смертной казни через повешение, запереть в Царском Селе и держать в непрерывном ожидании, чтобы довести до умоисступления! И уже, как негодных тварей, вздернуть потом! И этой бы казни мало». Такой зверской расправы требовал ученый математик, член Петербургской академии наук. Совсем иначе к вопросу о судьбе императорской династии относился поэт В.И. Несмелов. Уже после убийства Николая Второго и его семьи В. И. Несмелов, будучи в эмиграции, написал стихотворение «Цареубийцы», которое содержит следующие строки:

Бережем мы к убийцам злобу,

Чтобы собственный грех загас.

Но заслали царя в трущобу

Не при всех ли, увы, при нас?

Несмелов определяет цареубийство как грех, причем грех, лежащий на всём российском обществе. Но как бы ни относилась интеллигенция к свергнутому царю, она обратила его образ в карикатуру. Возвращение монархии стало немыслимым.

Глава III. Оценка февральской революции в поэтических произведениях 1917 года

Состав социальной прослойки интеллигенции неоднороден. Одни интеллигенты входили в состав кадетской партии, стремились прийти к власти и являлись приверженцами мирной социальной эволюции, а не революционных действий. Однако другие интеллигенты придерживались иных взглядов и входили в состав иных партий. Многие с восторгом восприняли революцию и стремились закрепить её успех в общественном сознании посредством своих произведений (в том числе, поэтических). Но даже положительное отношение к произошедшим событиям в кругах интеллигенции не было одинаковым. Поэтические произведения выражают различные настроения интеллигенции. В качестве примера положительного отношения к событиям февральских дней с точки зрения разных идей и ценностей можно привести поэтохронику Владимира Маяковского «Революция» и стихотворение Сергея Есенина «Товарищ».

Авторы обоих стихотворений одобряют цели революцию. «Идем запутавшемуся миру на выручу!» - торжественно пишет В. Маяковский (поэт придерживался взглядов социал-демократов). С. Есенин, больше склонный к патриархальному социализму, уже известный на тот момент крестьянский поэт, указывает, за что боролись в февральские дни: «За волю, равенство и труд!» То есть, С. Есенин также соглашается с тем, что свершившаяся революция имела благовидные цели.

Однако В. Маяковский в своём стихотворении рассуждает от первого лица, от лица участника событий: «Мы победили», «слава нам», «мы все на земле солдаты одной, жизнь созидающей рати» и т.д. С. Есенин описывает ситуацию со стороны - его произведение не содержит эмоциональных призывов, адресованных сторонникам революции, в то время как текст В. Маяковского переполнен ими: «Граждане за ружья! К оружию, граждане!», «Граждане! Сегодня рушится тысячелетнее «прежде». Сегодня пересматривается миров основа», «Смерть двуглавому!» и т.д.

Оба поэта упоминают Марсельезу, гимн Французской республики, написанный в годы Великой французской революции. «Как в бурю дюжина груженных барж, над баррикадами плывет, громыхая, марсельский марш!» - пишет В. Маяковский. Марсельеза в его произведении сопровождает роковые события. С. Есенин же упоминает Марсельезу в описании быта главного героя: «И только иногда за скудным обедом учил его отец распевать марсельезу».

По-разному авторы стихотворений относятся к жертвам февраля 1917 года. В. Маяковский акцентирует внимание на количестве убитых («Боже, четыре тысячи в лоно твое прими!», «Пучками черных орлиных перьев, подбитые падают городовые»), однако настроение рисует не столько траурное, сколько боевое («Довольно! Радость трубите всеми голосами!»). С. Есенин напротив пишет об убийстве одного человека (отца главного героя), но как о трагедии. «С потухшими глазами, с пугливой синью губ, упал он на колени, обнял холодный труп», - так представляет поэт состояние горя и скорби главного героя.

Вопрос религии также прослеживается в обоих стихотворениях. «Нам до бога дело какое?» - В. Маяковский не создает православных образов, хотя образ божества, богатый эпитетами, всё же присутствует («Жестоким солдатским богом божились роты»). Автор пропагандирует атеистические воззрения: «Верую величию сердца человечьего!» С. Есенин же рисует в «Товарище» образ Иисуса, которого главный герой призывает к себе на помощь: «Исус, Исус, ты слышишь? Ты видишь? Я один. Тебя зовет и кличет товарищ твой Мартин!»

Наконец, расходятся мнения поэтов и о последствиях революции. В. Маяковский видит единственный исход - осуществление социалистических идей. «Небывалой сбывается былью социалистов великая ересь!» - пишет он. А С. Есенин в конце своего стихотворения хоронит не только мечты рабочих (в образе отца Мартина), но и христианскую веру (в образе Иисуса). Слово «республика» он называет «железным». До этого в «Товарище» автор употреблял слово «железо», описывая жизнь Мартина и его отца: «Грустно стучали дни, словно дождь по железу». То есть, мечты рабочих не осуществятся. «Слушайте! Больше нет воскресенья!» - уверяет поэт; С. Есенин не видит воскресенья надежд рабочих.

Глава IV. Оценка октябрьского переворота в поэтических произведениях

На апрель 1917 года пришелся первый кризис Временного правительства. 14 марта 1917 года Петросовет опубликовал манифест «К народам мира», в котором призывал прекратить войну путем переговоров (4 апреля выступал с «апрельскими тезисами» В.И. Ленин, также акцентируя внимание на скорейшем заключении мира). Министр иностранных дел П.Н. Милюков отверг позицию Совета. 20 апреля в печати появилась «Нота Милюкова», в которой он разъяснял, что Россия будет продолжать войну против Германии. Начались протестные и уличные столкновения. В результате министры П. Н. Милюков и А. И. Гучков ушли в отставку. 5 мая было сформировано коалиционное правительство, в которое вошли представители меньшистско-эсеровского большинства Петросовета.В июле разразился новый кризис власти. Начало июля ознаменовалось немецким контрнаступлением на фронте. Солдаты нескольких частей Петрограда, не желавшие идти на фронт, 3 июля по инициативе анархистов вышли на демонстрацию с оружием. К ним присоединились тысячи бедствующих рабочих, а также революционно настроенные матросы Кронштадта. Они требовали перехода власти к Советам. 3 июля из Временного правительства вышли кадеты (причиной послужило расхождение по проблеме предоставления автономии Украине): интеллигенция утратила возможность прийти к власти в лице партии Конституционных демократов. В результате июльского кризиса во Временном правительстве произошли перемены: премьер-министром вместо князя Г.Е. Львова стал А.Ф. Керенский. Нестабильная политическая ситуация, нерешенный вопрос о мире и земле сделали возможным октябрьский переворот.

Интеллигенты по-разному воспринимали октябрьский переворот. Одни считали его важнейшим шагом на пути к светлому будущему, другие полагали, что октябрьский переворот уничтожил достижения февральской революции. Например, совершенно противоположные точки зрения высказывали О. Мандельштам и В. Брюссов.

О. Мандельштам в первой же строфе отмечает, что «октябрьский временщик» (то есть, В.И. Ленин) готовил «ярмо насилия и злобы». «Октябрьскому временщику» противопоставлен идеализированный образ «щенка Петрова» (сторонника ориентации на европейские ценности) - А.Ф. Керенского. В последних двух строфах поэт указывает и на последствия переворота: свободного гражданина, который прежде шёл беспрестанно «среди гражданских бурь и яростных личин», теперь «благословит в далекий ад стопами легкими Россия». В. Брюсов обрисовывает октябрь 1917 года совершенно иначе. «Есть месяцы, отмеченные роком в календаре столетий», - пишет поэт. По его мнению, данное событие превосходит все остальные значимые даты российской и всемирной истории: «иды марта» (убийство заговорщиками Юлия Цезаря 15 марта 44 г. до н.э.), «четырнадцатое декабря» (восстание декабристов 14 декабря 1825 года), «десятый день августа» (низложение монархии во Франции в 1792 году), «скорбный день - брюмер» (государственный переворот 18 брюмера). Октябрь 1917 года имеет для Брюсова другое последствие: он озаряет «правый путь в веках». Более того, автор полагает, что даже «двадцатое июня Великой Революции» (Демонстрация 20 июня 1792 года в Париже) не сравнится с событием октября 1917, хотя, сравнивая две революции, можно обнаружить много общего. Обе революции были народными, обе сопровождались физическим уничтожением монархов, обе строились на пропаганде свободы, равенства, братства; обе были направлены в первую очередь против дворянского самодержавия. Во многом сходны, при некоторых отличиях, были и объективные задачи революций, сложившиеся и ставшие во весь рост после крушения монархии. Надо было подавить внутренние контрреволюционные силы, сдержать центробежные течения, воспитанные гнетом дворянского царизма, уничтожить дороговизну, финансовую и хозяйственную разруху, решить аграрный вопрос (8).

О. Мандельштам использует в своем стихотворении разные средства выразительности. В основном это эпитеты, вызывающие у читателя отвращение к описываемому событию: пулеметчика автор называет «низколобым», чернь - «злой», октябрьский день - «тусклым». «Восторженный» народ, который «венки свивает золотые», свивает их не для свободного гражданина. Свободного гражданина Россия благословит в «далекий» ад. Поэт также использует аллегории: психея - аллегория души, ад - аллегория страдания. Эпитеты В. Брюсова напротив настраивают на оптимистичный лад: «слепительный» октябрь преображает «сумрачную» осень в «ликующую силами» весну, зажигает новый день над «дряхлой» жизнью, озаряет правый путь.

Стоит отметить и то, что оба поэта в своих произведениях используют местоимение «нам».

Нам сердце на штыки позволил взять Пилат,

И сердце биться перестало! -

Пишет О. Мандельштам. Для него «нам» - значит, противникам октябрьского переворота.

Брюссов уверяет в обратном:

Сверкаешь ты, слепительный Октябрь,

Нам озаривший правый путь в веках!

«Правый путь в веках» октябрь озарил сторонникам переворота, к которым, соответственно, относится поэт.

Данное сравнение еще раз доказывает неоднородность воззрений интеллигенции, существование в этой социальной прослойке многочисленных противоречий. Осуществление идей интеллигенции стало невозможным после разгона Учредительного собрания 5 января 1917 года.

Вывод: Сегодня в России идет широкая дискуссия на тему роли интеллигенции в жизни общества. Одни исследователи (Н.И. Лапин, И.В. Рывкина) полагают, что идеологическая функция интеллигенции с падением советского строя исчерпала себя, но другие активно противостоят такой позиции. В частности В. М. Соколов провел границу между понятиями «элита», «интеллектуал» и «российская интеллигенция», подчеркивая, что интеллигенция (и именно российская — уникальная, такого феномена больше нет нигде в мире), несет в народ идеи правды и справедливости, высокой морали, что является ее неотъемлемой характеристикой (а вовсе не профессиональная принадлежность). Подобные мысли высказал и Д.С. Лихачев, полагая, что «интеллигент - это человек, обладающий умственной порядочностью», являющийся образцом поведения для других. (16).

Но главное - сами представители интеллигенции признают высокую роль работников умственного труда в жизни общества: нами был проведен опрос среди преподавателей высшего учебного заведения и студентов, учащихся на пятом курсе. Опрошенным предлагалось выбрать один наиболее важный признак интеллигенции из предложенных (см. Приложение VI). Большинство опрошенных выделяют в качестве главного признака интеллигенции следующий, объясняющий функцию и роль интеллигенции: передовые для своего времени нравственные идеалы, чуткость к ближнему, такт и мягкость в проявлениях (такой ответ выбрали 34 человека из 50 опрошенных преподавателей (68%) и 12 человек из 50 опрошенных студентов (24%)). Также многие предпочли вариант, раскрывающий сущность понятия «интеллигенция»: активная умственная работа и непрерывное самообразование (12 человек из 50 опрошенных преподавателей (24%) и 18 человек из 50 опрошенных студентов (36%)). Меньшее число опрошенных указали такие признаки, как патриотизм (7 человек из 50 опрошенных студентов (14%)), независимость, стремление к свободе самовыражения и обретение в ней себя (6 человек из 50 опрошенных студентов (12%)), критическое отношение к действующей власти, осуждение любых проявлений несправедливости, антигуманизма, антидемократизма (1 человек из 50 опрошенных студентов (2%)), верность своим убеждениям, подсказанным совестью, в самых трудных условиях и даже склонность к самоотречению (7 человек из 50 опрошенных студентов (14%) и 4 человека из 50 опрошенных преподавателей (8%)).

Некоторые признаки не отметил никто из опрошенных: творческая неутомимость всех отрядов интеллигенции, подвижничество (однако не все представители интеллигенции являются представителями творческих профессий); неоднозначное восприятие действительности, что ведет к проявлению консерватизма (но, как правило, интеллигенция стремится к новаторству); обостренное чувство обиды в силу нереализованности (свойственно только отдельным представителям интеллигенции); периодическое непонимание, неприятие друг друга представителями различных отрядов интеллигенции, а также одного отряда, что вызвано приступами эгоизма и импульсивности (чаще всего характерно для художественной интеллигенции).

Список используемой литературы

    Н. Бердяев «Философская истина и интеллигентская правда», статья из сборника «Вехи» - М., 1909.

    Бразоль Б.Л. «Царствование императора Николая II 1894 -1917 в цифрах и фактах» - М., 1992.

    В.В. Шелохаев, статья «Кадеты» из книги «Политические партии России: история и современность» - М.: “Российская политическая энциклопедия” (РОССПЭН), 2000.

    Школьная энциклопедия «История России XX век» - М., 2003

    Ф. Гайда статья «Как кадеты разрушили российскую империю, опубликованная в газете «Родина» - М., 2015.

    В. И. Меньковский «Современная российская историография новейшей истории России и истории СССР» - М., 2006.

    Л.Д. Троцкий «История русской революции» - М., 2017.

    Н.А. Рожков «Великая французская и русская революции».

    https://ru.wikipedia.org/wiki/

    http://remidios-fine.livejournal.com/552950.html

    http://fyunt.livejournal.com/547437.html

    http://theormech.univer.kharkov.ua/Steklov.html

    http://www.koob.ru/nesmelov/

    https://lera-komor.livejournal.com/1363717.html

    https://ru.pinterest.com/pin/139893132155284930/

    Д.С. Лихачев письмо в редакцию «Новый мир» «О русской интеллигенции», 1993.

    Бердяев статья «Из психологии русской интеллигенции»

    В.В. Тепикин «Интеллигенция, ее роль в культурном процессе»

Приложение I

П. Н. Милюков (9) П.Б. Струве (9) Д.И. Шаховской (9)

Приложение II

Приложение III

Плакат Дмитрия Моора «Гражданин, возьмите корону: она не нужна больше России!» (11)

Приложение IV

В.А. Стеклов (12) В.И. Несмелов (13)

Приложение V

В. Маяковский (14) С. Есенин (15)

Приложение VI

Анкета

Основоположник «теории интеллигенции» В. Тепикин выделял 10 признаков интеллигенции как социальной прослойки. Выберите один признак, который, по вашему мнению, наиболее полно характеризует интеллигенцию:

1. Передовые для своего времени нравственные идеалы, чуткость к ближнему, такт и мягкость в проявлениях.

2. Активная умственная работа и непрерывное самообразование.

3. Патриотизм, основанный на вере в свой народ и беззаветной, неисчерпаемой любви к малой и большой Родине.

4. Творческая неутомимость всех отрядов интеллигенции (а не только художественной ее части, как многими принято считать), подвижничество.

5. Независимость, стремление к свободе самовыражения и обретение в ней себя.

6. Критическое отношение к действующей власти, осуждение любых проявлений несправедливости, антигуманизма, антидемократизма.

7. Верность своим убеждениям, подсказанным совестью, в самых трудных условиях и даже склонность к самоотречению.

8. Неоднозначное восприятие действительности, что ведет к политическим колебаниям, а порой - и проявлению консерватизма.

9. Обостренное чувство обиды в силу нереализованности (реальной или кажущейся), что иногда приводит к предельной замкнутости интеллигента.

10. Периодическое непонимание, неприятие друг друга представителями различных отрядов интеллигенции, а также одного отряда, что вызвано приступами эгоизма и импульсивности (чаще всего характерно для художественной интеллигенции).

Приложение VII

«Я должен вам сказать, что-о в настоящее время честных и трезвых работников, на которых вы можете положиться, можно найти только среди интеллигенции и мужиков, то есть среди двух крайностей – и только. …но средние люди, если так выразиться, люди, ушедшие от народа и не дошедшие до интеллигенции, составляют элемент не надёжный. …Средние люди…он не надёжен. Он ни мужик и ни барин, ни рыба, ни мясо; прошлое у него горькое, в настоящем у него только двадцать пять рублей в месяц, голодная семья и подчинённость, в будущем те же двадцать пять рублей и зависимое положение, прослужи он хоть сто лет…Ну, как тут, скажите, не пьянствовать, не красть? Где тут взяться принципам?» Из монолога мирового судьи Александра Архиповича, персонажа рассказа А.П. Чехова «Неприятность» (1888).

Небольшая часть НАРОДА резко отличается от прочего и называется у нас (в русском понимании) ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ – порядочными (в частности законопослушными) людьми с повышенными интеллектуальными способностями.

У англосаксов подобного единого определения этого класса не существует – они говорят: интеллектуалы, интеллектуальная элита, учёные, профессора, писатели, яйцеголовые и так далее по специальностям в различных отраслях знаний, а законопослушание этой группы лиц подразумевается.

Порядочность как совокупность таких человеческих признаков как humanity, decency, respectability, honesty, loyalty, disgust for felony или в переводе с английского гуманность, благопристойность, почтенность, честность, верность принципам, отвращение к преступлению может быть выборочно отнесена к представителю любого класса, а в групповом (признаковом) смысле - только к интеллигенции.

В России многие работники умственного труда или лица с повышенными интеллектуальными способностями ошибочно относят себя к интеллигенции и очень сердятся, когда их, выпускников какого-либо университета я не отношу к интеллигенции ввиду проявленной ими непорядочности (мелкое мошенничество, мелкие кражи, нецензурная речь, доносы на сослуживцев и прочая).

Говорят, что многие репрессированные правительством И.В. Сталина (большевики и воинские начальники) писали доносы друг на друга, и все они были уничтожены в целях очистки высшего слоя советского общества от скверны. Цель, правда, не была достигнута – воспроизводство подлецов осталось на прежнем уровне. Одними репрессиями, как всем известно, общество улучшить невозможно. Подлецы рождаются воспитанием, средой обитания, обстоятельствами, инстинктами.

Интеллигенция в русском понимании НИКОГДА не являлась движущей силой революций, представляющих собой широкомасштабные и жестокие преступления против личности, имущества и общества. Иными словами интеллигенция не играла, не играет, и не будет играть никакой активной роли в преднамеренной генерации социальных катастроф и в насильственном захвате чужой собственности. Обвинять её в мягкотелости и трусости, якобы проявляемых в периоды народных волнений и социальных катастроф так же неразумно, как обвинять профессора физико-математических наук в неумении охотиться на волка. Однако интеллигент должен обладать храбростью высказать своё мнение о безнравственности какого-либо человека или группы лиц, иначе мы не узнаем, обладает ли он сам нравственностью.

В дополнение к двум известным автору методам классификации общества, один метод – классификация по отношению к собственности (пролетарий/капиталист - согласно марксистскому учению) и другой метод – классификация по размеру личного благосостояния человека в градации по суммам годового дохода (низший, средний и высший класс или ещё более упрощённо «бедные» и «богатые»), я бы добавил третий метод – разделение общества только на два класса – на в основном порядочных и на в основном непорядочных людей.

Надо отметить, что все люди, оценивая по речи и внешнему виду незнакомого человека, инстинктивно пытаются разгадать порядочный ли он человек, или он мошенник или вор. Очень многие порядочные люди ошибаются в первых оценках (поскольку судят по себе), чем и пользуются существа, склонные к преступлениям или интригам.

Среди последних животные не наблюдаются – животные не интригуют, и не совершают преступлений. А если и едят друг друга, то естественным образом удовлетворяют свои потребности в белках. Поэтому в строгом смысле нельзя назвать политика-обманщика или продавца-пролетария, торгующего заведомо некачественными товарами, «свиньёй» или «скотиной», он есть лживое существо. Свиньи и скотина в целом здесь не при чём.

Таким образом, активная роль интеллигенции в революциях и в политике близка к нулю. Однако идеи интеллигенции о совершенствовании общества иногда приводят к революциям, у которых всегда имеются движущие силы, часть которых обладает сумеречным сознанием и крайней дикостью, жестокостью, алчностью.

Правящий класс по окончании революции, как правило, привлекает интеллигенцию в качестве специалистов в различных отраслях знаний, уповая на её порядочность. Большая часть интеллигенции является пролетариями, то есть лицами, живущими исключительно на заработную плату, гонорары или пенсию.

Фома Заморский © 2007

Рецензии

Не уверен что "интеллигенция" вообще в состаянии влиять на какие либо процессы. Собственности, следовательно интересов, у неё нет.При этом она очень боится потерять то, околокормушечное состаяние в котором прибывает. К томуже, сдается мне, что "интелигент" - мягкое обозначение для умеющего читать, писать, и развлекать белых господ умными беседами халуя.

Интеллигент создаёт интеллектуальную собственность, а также промышленную (интеллектуальную собственность в области науки и техники). Эта собственность является товаром, приносящим прибыль. Самую большую в мире прибыль от продажи промышленной собственности получают корпорации США. Некоторые инженеры, продав права на пользование их изобретниями, становятся миллионерами. Как и некоторые писатели и композиторы.
Интеллигент - чисто русское понятие относящееся к человеку с высшим образованием и хорошим воспитанием. Есть понятие пролетариата умственного труда, введённого Л.Б. Троцким.

Вот - вот. Лева Бронштейн был интеллигентом. И Владимир Ульянов. Да и много йх, креативных было. Такого накреативили, век расхлебать не можем. Вот еще замполиты и секретари с инструкторами ВЛКСМ - весьма интеллигентные люди. Парторги, профорги, функционеры, номенклатура. Те, кто свонго не имеют, а чужим распоряжатся пытаются. Исходя из собственных, весьма смутных, представлений о мироустройстве.
А инженеры это профессия. Ничего общего с русским понятием - интеллигент не имеющая. Большинство инженеров сильно на слово интеллигент обижаютя. Говорят, что вы - какой я интеллигент, я работать могу.

Ни Ленина, ни Бронштейна я бы не назвал интеллигентами в русском смысле, интеллектуалами - да. Однако с преступными целями.

Интеллигента загадили в коммунистической пропаганде. Интеллигент, прежде всего, лицо законопослушное, неспособное совершать преступления против человека, общества и собственности.

Бывают инженеры-интеллигенты и инженеры-плебеи. Одной специальности мало. Хамов с дипломами в кармане наблюдаю уже лет 50.
Если есть время, почитайте "Тихоню".

ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И МЕТОДОЛОГИИ

А. П. Абрамовский, В. Ф. Мамонов

РЕВОЛЮЦИЯ И СУДЬБЫ РОССИЙСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Интеллигенция - самый быстрорастущий социальный слой современного общества. Если верить статистике, у нас в стране сейчас примерно 35-37 млн интеллигентов и служащих. Их удельный вес в обществе довольно быстро увеличивается. Одно это делает чрезвычайно важной научную разработку проблем, связанных с историей российской интеллигенции. Есть и другая сторона вопроса: в любом государстве интеллигенция является самым образованным слоем, интеллектуальной элитой, влияние которой в политической и идейной жизни своей страны, своего народа неизмеримо выше удельного веса интеллигенции в обществе.

Особенно велика роль интеллигенции на переломных этапах развития государства. В эпоху крупнейших со!щальных катаклизмов, когда приходят в движение миллионные массы людей, именно интеллигенты формулируют политические программы и лозунги, обосновывают, разъясняют их людям. Они выступают как идеологи, политические вожди и организаторы, причем по обе стороны баррикад. Так было во Франции во время Великой французской революции, так было в США в эпоху войны за независимость и в период гражданской войны. Так было и в нашей русской революции. Н. А. Бердяев - один из самых глубоких русских мыслителей XX века - в своей итоговой книге «Истоки и смысл русского коммунизма» именно на интеллигенцию возлагает главную ответственность за русскую революцию с ее величием и ее непривлекательными чертами. Именно российская интеллигенция, по его мнению, подготовила российский вариант коммунизма, российскую коммунистическую революцию. «Вся история русской интеллигенции,- пишет Н. А. Бердяев,- подготовляла коммунизм. В коммунизм вошли знакомые черты: жажда социальной справедливости и равенства, признание классов трудящихся высшим человеческим типом, отвращение к капитализму и буржуазии, стремление к целостному миросозерцанию и целостному отношению к жизни, сектантская нетерпимость, подозрительное и враждебное отношение к культурной элите, исключительная посюсторонность, отрицание духа и духовных ценностей, придание материализму почти теологического характера. Все эти черты всегда были свойственны русской революционной и даже просто радикальной интеллигенции»". Даже несогласие части старой интеллигенции с большевизмом и коммунизмом, неприятие ею революции он объясняет временной потерей памяти от слишком сильного эмоционального потрясения.

Не будучи столь категоричны в своих суждениях на этот счет, мы тем не менее полагаем, что роль русской интеллигенции в подготовке и проведении революции действительно чрезвычайно велика. Между тем проблема «революция и судьбы российской интеллигенции» во многом еще не исследована. Правда, работ, раскрывающих те или иные стороны данной проблемы написано немало, и их число быстро увеличивается2. Но по

1 - "Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма.- М.: Наука, 1990.- С. 100-101.

"ВостриковН.И. Третьего не даноГ- М., 1988; Е р м а н Л. К. Интеллигенция в первой русской революции.- М., 1966; ЗахаркинаВ. Ф. Голос революционной России. Литература революционного подполья 70-х годов XIX в.- М., 1971; ИтенбергБ. С. Движение революционного народничества. Народнические кружки и хождение в народ в 70-х годах XIX в.- М., 1965; Л е й к и н а-С вирскаяВ. Р. Русская интеллигенция в 1900-1917 гг.- М., 1981; Ушаков А. В. Революционное движение демократической интеллигенции в России. 1895- 1904.- М., 1966; Федюкин С. А. Партия и интеллигенция.-М., 1983 и др.

существу и до сегодняшнего дня многие вопросы остаются недостаточно исследованными. Авторы данной статьи, не претендуя на исчерпывающее раскрытие темы, попытаются проанализировать степень ее изученности, выделить те аспекты проблемы, которые, по нашему мнению, нуждаются в дальнейшей научной разработке, попытаются, наконец, наметить пути ее изучения.

Первая задача, которая встает перед любым ученым, в том числе историком,- определить предмет исследования, четко сформулировать, что он понимает под тем общественным явлением, той социальной группой, которую собирается изучать. Нельзя сказать, что эта задача сколько-нибудь удовлетворительно решена сегодня историками в том, что касается интеллигенции. Хотя сам термин «интеллигенция» зародился, как известно, в прошлом веке в России (с легкой руки П. Д. Боборыкина) и уже потом распространился по всем другим странам, но именно у нас до сих пор нет сколько-нибудь отчетливого представления о том, что такое дореволюционная интеллигенция, кого следует к ней относить, и какой численности, хотя бы примерно, интеллигенция была. Конечно, с формальной стороны все более или менее просто. Сейчас кажется общепринятым, что под интеллигенцией следует понимать общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным творческим трудом. Проблемы начинаются, как только историки пытаются дать сколько-нибудь детальную расшифровку этого понятия, применить его к анализу реальной жизни.

Идут споры, например, о том, следует ли под творческим трудом понимать труд низших служащих, а если труд у них все-таки творческий, то является ли он творческим преимущественно. И, в зависимости от отношения того или иного автора к данному вопросу, к категории интеллигенции относят или не \ относят сотни тысяч людей.

На споры по этому поводу накладывают сильнейший отпечаток политические симпатии или антипатии авторов. Например, целый ряд исследователей считает, что не следует включать в состав интеллигенции, скажем, чиновников, офицеров - на том основании, что те и другие в дореволюционное время выполняли функции не общественно-полезные, а наоборот, вредные. Что же касается довольно большого тогда слоя, который составляло духовенство, особенно православное, то подавляющее большинство специалистов не включает его в состав интеллигенции, тем более3. Видимо на том основании, что «религия - опиум для народа».

Думается, что такой подход серьезно грешит односторонностью, субъективизмом. Можно до бесконечности спорить на тему о том, насколько полезен или вреден был в царской России рядовой чиновник, рядовой офицер, рядовой священник. Однако, несомненно, что тогдашнее российское общество считало функции чиновника, офицера, священника - общественно необходимыми. Несомненно, что по своему образованию, положению в обществе, уровню жизни, наконец, эти категории людей практически мало чем отличались от таких категорий интеллигенции, как, например, учителя, врачи и т. д. Что же касается пользы или вреда представителей той или иной профессии, то его наДо решать исходя не столько из наших нынешних представлений, симпатий и антипатий, сколько из представлений людей того общества, которое мы анализируем.

Характерной особенностью многих работ, посвященных вопросу о роли интеллигенции в России, является абсолютизация многими авторами такого в общем-то важного критерия, как уровень образования. Нет сомнения, что

" З3наменский О. Н. Интеллигенция накануне Великого Октября (февраль-октябрь 1917 г.) _ д., 1988.- С. 7; Л е й к и н а-С вирская В. Р. Русская интеллигенция в 1900- 1917 гг.- с. 34-35.

образовательный уровень должен учитываться при решении вопроса о том, кого следует, кого не следует относить к интеллигенции. Но, на наш взгляд, вряд ли целесообразно жестко привязывать этот критерий к вопросу о наличии или отсутствии диплома о высшем или среднем специальном образовании. В конце концов не в дипломе только дело. Необходимо также иметь в виду, что по понятиям XIX - нач. XX иь ич"тее оп, > , же и в России, да и в других странах мира считалось не только достаточным, но даже и довольно высоким образовательным уровнем. Окончание гимназии или другого среднего учебного заведения открывало возможности для работы в органах управления, народного образования, учреждениях культуры, научной деятельности и во многих других сферах труда, которые считаются достоянием интеллигенции. Фактически в большинстве своем люди, имевшие среднее образование, и занимались именно такой деятельностью.

Наконец, по нашему мнению, является вряд ли обоснованным исключение из состава интеллигенции дореволюционной России довольно значительного слоя низших служащих на том основании, что их труд не носил преимущественно творческого характера. Во-первых, где критерий того, что считать преимущественно творческим трудом? А, во-вторых, нельзя переносить наши нынешние представления, нашу нынешнюю социальную структуру на времена дореволюционные.

В общем же о том, насколько существенное значение имеет то или иное решение вопроса о том, что следует понимать под интеллигенцией, можно судить по тому, какой громадный разброс мнений получается при общих подсчетах численности российской интеллигенции до революции. Достаточно сказать, что одни ученые исчисляют ее в 500 тыс. человек, другие - доводят общую численность до 1,5 млн человек и даже больше4. По нашему мнению, более близки к истине те, кто берет максимальную цифру. Об этом свидетельствуют, хотя и косвенно, результаты всеобщей переписи населения 1897 года. Согласно им в России насчитывалось тогда 140 тыс. человек, имевших высшее образование или учившихся в вузах, 172,3 тыс. человек, окончивших средние специальные учебные заведения или учившихся в них и, наконец, 1073 тыс. человек со средним образованием5.

Получается в общей сложности около 1,4 млн человек. Но это в 1897 году. А ведь численность людей, имевших довольно высокий образовательный уровень в конце XIX - нач. XX вв. в России, росла очень быстро. Достаточно сказать, что еще к началу 60-х годов прошлого века в России насчитывалось не более 20 тыс. человек с высшим образованием. В общем же, по нашему мнению, численность интеллигенции накануне Октябрьской революции следует исчислять не менее чем в 1,5 млн человек.

Важнейшей составной частью проблемы «революция и судьбы российской интеллигенции» является вопрос о роли интеллигенции в освободительном движении прошлого - начала нынешнего веков. Казалось бы, что эта тема изучена довольно хорошо. Написано большое количество работ о роли дворянской интеллигенции в движении декабристов. Практически все исследователи, занимавшиеся проблемой освободительного движения второй половины XIX века вполне согласны с В. И. Лениным в том, что с начала 60-х до середины 90-х годов XIX в. интеллигенция несла на себе основную тяжесть борьбы с царским самодержавием. Не случайно, что за этим периодом прочно укрепилось название разночинского периода в освободительном движении. Это название более чем справедливо, учитывая, что в те

4Ерман Л. К. Ленин о роли интеллигенции в демократической и социалистической революциях, в строительстве социализма и коммунизма.- М., 1970.- с. 13; У р л а н и с Б. Ц. История одного поколения: Социально-демографический очерк.- М., 1968.- с. 57.

5Ф е д ю к и н С. А. Партия и интеллигенция.- М., 1983.- с. 10-11.

годы примерно 73 процента осужденных за государственные (т. е. политические) преступления были интеллигентами.

Преобладание интеллигенции в революционном движении этого периода показывают и имеющиеся в распоряжении историков данные относительно социального состава участников крупнейших революционных организаций 70-х - 80-х годов прошлого века. Судя по ним, интеллигенты составляли свыше половины участников народовольческих организаций. По нашему мнению, преобладание интеллигенции в составе революционных организаций этого периода было даже большим, чем принято считать. Дело в том, что второй по численности категорией участников этих организаций были дворяне. Они составляли примерно 36,1 процента среди народников6. Но кто такие эти дворяне? Несомненно, что многие из них были опять-таки интеллигентами. В Данном случае, как это часто бывает, историки просто смешивают понятия сословные и социально-классовые.

Очевидна также серьезная роль, которую играла интеллигенция в периоде освободительного движения, называющемся, и не без основания, пролетарским. В это время интеллигенция по удельному весу в революционных организациях стала уступать выходцам из рабочих и крестьян. Но даже и тогда ее значение в революционном движении было чрезвычайно велико. С одной стороны, в большинстве революционных партий и организаций, действовавших в России, интеллигенты составляли на разных этапах от 25 до почти 40 процентов. Но дело, разумеется, не только в этом. Интеллигенты были в подавляющем большинстве среди руководителей как большевиков, так и меньшевиков, в особенности же эсеров. Причем решительно на всех уровнях руководства, начиная от местных комитетов до ЦК и правлений партий. Не случайно, что среди социал-демократов, например, время от времени ставился вопрос о правомерности названия РСДРП рабочей партией, поскольку основной костяк ее руководящих кадров составляла именно интеллигенция.

Проблема участия интеллигенции в освободительном движении этого периода при всем том, думается, еще далека от завершения. Нужно сказать, что если социальный состав социал-демократической партии, особенно большевиков, выявлен историками относительно точно, то этого отнюдь нельзя сказать о социально-классовом составе других революционных организаций, особенно эсеровской партии. Крайне слабо разработан вопрос о численности, составе и деятельности вообще национальных революционных организаций в России, действовавших особенно активно в польских губерниях, на Украине, в Закавказье, отчасти в Средней Азии.

При том, что, на первый взгляд, вопрос о роли интеллигенции в освободительном движении изучен несколько лучше, нельзя не видеть, что здесь произошел известный перекос в разработке преимущественно одних аспектов проблемы, в ущерб другим. Фактически проблему «революция и интеллигенция» сводят к вопросу о роли интеллигенции в революционном движении. Этот подход укоренился уже очень давно и практически ею придерживаются исследователи самых разных направлений: от Милюкова П. до авторов краткого курса «Истории ВКП (б)». Тот же Н. А. Бердяев рассматривает ее именно под таким углом зрения. Между тем, более чем правомерна постановка вопроса: какая часть интеллигенции вообще участвовала в революционном движении, или хотя бы поддерживала его?

Вопрос непростой. Не говоря уже о том, что до сих пор не ясна численность российской интеллигенции и даже методика определения этой численности. Еще более запутан вопрос о степени участия интеллигентов

"Троицкий Н. А. Царизм под судом прогрессивной общественности. 1866-1895 гг.,- М., 1979,- с. 283.

в большинстве революционных и либеральных организаций, особенно о том, какая часть интеллигенции, не входя формально в революционные организации, поддерживала их. Более или менее надежные на сей счет сведения имеются лишь по некоторым годам. Судя по ним, даже в условиях революции 1905-1907 гг в различных политических партиях, возникших тогда"в России,участвовало не более 4-4,5 процента интеллигентов. После же поражения первой русской революции, когда наблюдался отход значительной массы интеллигентов от политической деятельности, этот процент уменьшился до двух. Но в данном случае речь идет об участии решительно во всех политических партиях - от монархистов до анархистов. Конечно, политизация интеллигенции при всем том даже в условиях реакции была выше, чем других классов и социальных групп российского общества. Но и с учетом этого нельзя не признать: большинство российск(?й интеллигенции не настолько интересовалось политикой, чтобы вступать в политические партии. А из тех, кто вступал - немалая часть состояла не в революционных, а в либеральных, консервативных и даже откровенно реакционных. Между тем, у нас практически до сих пор нет сколько-нибудь серьезных исследований проблемы участия российской интеллигенции в таких, например, организациях, как «Союз русского народа», «Союз Михаила Архангела», в партиях октябристов, мирнообновленцев. Даже партия кадетов, которая, как известно, пользовалась среди интеллигенции особенно широкой поддержкой, с этой точки зрения практически не изучалась. Думается, что лишь на основе самого серьезного и детального анализа всего спектра политических организаций, существовавших в России в начале XX века, можно делать обоснованные выводы о степени влияния на интеллигенцию революционных идей, и о степени участия интеллигенции в освободительном движении.

Крупнейшим вопросом, который нуждается, по нашему мнению, в серьезном переосмыслении является вопрос о политических настроениях и действиях российской интеллигенции в 1917 году. Надо сказать, что вообще эта проблема, связанная с эволюцией позиций российской интеллигенции от февраля к октябрю 1917 года исследована недостаточно. Вышедшая в свет сравнительно недавно монография О. Н. Знаменского «Интеллигенция накануне Великого Октября»7 пока практически единственная работа в своем роде. Ее автор, конечно, не мог дать исчерпывающие разъяснения важнейших аспектов проблемы участия интеллигенции, особенно петроградской и московской в Февральской буржуазно-демократической революции. Он скорее намечает основные вопросы, подлежащие серьезному исследованию, чем дает на них ответы. Здесь, видимо, необходимы коллективные усилия специалистов различных отраслей исторической науки.

В этом плане, на наш взгляд, особого внимания заслуживают такие вопросы, как изменения в составе и численности российской интеллигенции вообще, военной, в частности, в условиях первой мировой войны. Необходимо детально проанализировать, как война воздействовала на положение, социальный статус различных категорий российской интеллигенции. Заслуживает особого внимания исследователей вопрос о роли интеллигенции в формировании того широчайшего блока революционных, демократических и либеральных сил, который победил в феврале 1917 года. Другая интересная тема, которая до сих пор практически не поднималась исследователями - роль интеллигенции в становлении демократических правовых норм, сложившихся в России в период от февраля к октябрю. В это время Россия была, как известно, самой демократической страной из числа воевавших государств. Декретами Временного правительства и явочным порядком были

"Знаменский О. Н. Интеллигенция накануне Великого Октября.- М., 1988.

установлены свобода слова, печати, создания политических и вообще массовых организаций.

Разумеется, что было бы неправильно слишком уж идеализировать возникшие после Февральской революции демократические свободы. Во-первых, потому, что они были все-таки весьма относительны и не касались значительной части организаций и партий. Например, практически все правомонархические союзы были распущены на основе решений Временного правительства или по собственной инициативе почти сразу же после победы Февральской революции. Партия октябристов - самая влиятельная партия в IV Государственной думе и в первом составе Временного правительства- практически также сошла с политической арены уже летом 1917 года. Созданная на ее основе либеральная республиканская партия вскоре фактически развалилась. Так что на выборах в Учредительное собрание осенью 1917 года бывшие октябристы передали свои голоса кадетам. Конечно, здесь дело было не только в прямых запретах или ограничениях, но и в общей обстановке, сложившейся тогда в стране. Однако и прямых запретов на политическую деятельность как правых, так и левых организаций, оппозиционных Временному правительству, было более чем достаточно. Взять хотя бы репрессии, обрушившиеся на большевиков после известных июльских событий. Во-вторых, быть может еще более серьезная причина, заставляющая проявлять известный скептицизм в отношении установившихся после февраля 1917 года в России политических порядков - та, что в конечном счете на их основе не удалось организовать сколько-нибудь удовлетворительное функционирование государственного механизма, решение самых неотложных общественных проблем, стоявших перед страной. Россия по существу утонула тогда в волне митинговщины, говорильни, межпартийной грызни. В конечном счете, это стало одной из серьезных причин, приблизивших Октябрьскую революцию. Достижения, недостатки и пороки, сложившейся тогда в России политической системы неразрывно связаны с деятельностью российской интеллигенции, которая доминировала в руководящих органах практически всех входивших во Временное правительство, да и находившихся в оппозиции ему партий.

Крайне важно также проанализировать политические настроения российской военной интеллигенции, прежде всего офицерства. Дело в том, что во время войны, когда российская армия стала по-настоящему массовой и несла громадные потери в командных кадрах, состав офицерства обновился настолько, что на полк приходилось, как правило, не более 4-5 кадровых офицеров. Остальные - призванные из запаса прапорщики военного времени, а также люди, окончившие ускоренный курс обучения в юнкерских училищах, различных курсах или произведенные в офицерское звание за боевые заслуги. Подавляющее большинство из них были интеллигенты, поскольку для производства в офицерский чин все-таки необходим был известный образовательный уровень. Поэтому и получилось, что реально офицерский состав русской армии в 1917 году, вопреки довольно прочно сложившимся стереотипным представлениям о своей сплошной реакционности, представлял собой по сути дела в подавляющем большинстве самые различные слои интеллигенции. По своим политическим взглядам он был крайне неоднороден, как неоднородна была и вообще вся российская интеллигенция. При всем том чрезвычайно важно, на наш взгляд, учесть два момента, характеризующих политическое лицо офицерства. Во-первых, то, что оно в основной своей массе поддержало февральскую революцию и никаких сколько-нибудь серьезных попыток противодействия переменам в стране. Во-вторых, для него характерно практически столь же единодушное осуждение корниловского мятежа, как явной авантюры, идущей вразрез с устремлениями народа, и чрезвычайно опасной для офицерского корпуса. Не случайно, что Л. Г. Корнилову не удалось создать сколько-нибудь серьез-

ного движения в свою поддержку в офицерской среде. Два этих обстоятельства настолько важны, что по нашему мнению, должны перевешивать при оценке позиции российского офицерства в 1917 году многочисленные, правда, большей частью эмоциональные рассуждения на тему о контрреволюционных устремлениях офицеров и имевшейся будто бы пропасти между ними и основной солдатской массой. Действительно, о какой пропасти можно говорить, если уже и после победы Октябрьской революции сплошь и рядом выборными командирами рот, батальонов, полков, не говоря уже о более высоком уровне, избирались той же солдатской массой преимущественно офицеры.

Конечно, нельзя не видеть серьезных различий в подходе к судьбам российской армии у наиболее революционных партий, в том числе у большевиков и у офицерского корпуса. Такие различия были просто-напросто неизбежны в условиях, когда большевики добивались заключения мира без аннексий и контрибуций, причем немедленно, а большинство офицеров уже в силу своего служебного положения были оборонцами; когда большевики организовывали братания на фронте, а подавляющее большинство офицеров вынуждено было призывать солдат (приказывать уже зачастую не могли) вести против немецкой армии" боевые действия «во имя защиты Родины и революции». К этому надо добавить, что меры по демократизации армии, в частности, знаменитый приказ № 1, принятый петроградским Советом, тогда еще отнюдь не большевистским, сильно ударили по престижу именно офицерского корпуса, порождали в практической жизни армии массу конфликтов и болезненных коллизий. Здесь также открывалось широкое поле для взаимного недовольства между основной массой офицерства и левыми партиями. Но во всяком случае у нас нет сегодня сколько-нибудь серьезных оснований говорить о реакционной роли офицерства в период от февраля к октябрю 1917 года.

Кардинальное значение с точки зрения исследования проблемы «революция и судьбы российской интеллигенции» имеет исследование вопроса об отношении интеллигенции к Октябрьскому вооруженному восстанию и установлению Советской власти в стране. Давно и практически всеми, кто изучал эту тему, признано, что это отношение было неоднозначно. Разные категории, слои, профессиональные группы интеллигенции различно отнеслись к социалистической революции: одни активно ее поддержали, другие выступили против, третьи, исходя из довольно распространенных идей о политическом нейтрализме специалистов, отнеслись к революции в общем-то довольно нейтрально, по крайней мере на первых порах. Но признание этого обстоятельства отнюдь не означает решения проблемы. Важно попытаться проанализировать реальное соотношение среди интеллигенции в 1917 году этих трех категорий.

Решить данный вопрос пытались многие авторы самых различных политических оттенков. И вот что любопытно: в первые месяцы и годы после Октябрьской революции было практически общепризнано, что основная масса российской интеллигенции враждебно или, в лучшем случае, нейтрально отнеслась к Октябрьской революции. Об этом не раз писали и Милюков, и Савинков, и Чернов с Мартовым, и большевики, в том числе такие видные, как Ленин, Бухарин, Троцкий. «Надо сказать, что главная масса интеллигенции старой России оказывается прямым противником Советской власти»,- отмечал В. И. Ленин в июне 1918 года на съезде учителей-интернационалистов8. Но по мере того, как все более укреплялась Советская власть, большее распространение получают иные взгляды, явно клонящиеся к тому, чтобы преуменьшить или совсем затушевать это обстоятельство. Видимо многие авторы делали это из благих побуждений. Казалось, что

"Ленин В. И. Поли. собр. соч.- Т. 36.- с. 420.

подправляя задним числом позицию и политические взгляды российской интеллигенции можно способствовать повышению ее престижа в Советском государстве, улучшению взаимоотношений между рабочими и крестьянами с одной стороны, и интеллигенцией с другой.

Но «благими намерениями дорога в ад вымощена». В тысячный раз подтвердилась в данном случае та элементарная истина, что какими бы намерениями ни руководствовались авторы даже самой розовенькой лжи, в конечном счете приносят делу не столько пользы, сколько вреда! Основываясь на ошибочном посыле о том, что будто бы значительная масса интеллигентов поддержала Октябрьскую революцию, фактически оказывается невозможно сколько-нибудь удовлетворительно объяснить события конца 1917 - начала 1918 гг., в особенности же эволюцию "интеллигенции в период гражданской войны.

По нашему мнению, не следует ни в коем случае преувеличивать численность и реальное влияние среди интеллигенции той ее части, которая поддержала Октябрьскую революцию. В конечном счете она составляла меньшинство и меньшинство, если брать чисто количественные характеристики, сравнительно небольшое. К октябрю 1917 г. в РСДРП (б) состояло около 30-35 тыс. интеллигентов (примерно десятая часть ее состава). Конечно, по сравнению с февралем 1917 г., когда в большевистской партии было примерно 6 тыс. интеллигентов, рост получался весьма заметный. Но он был гораздо меньше, чем численный рост РСДРП (б) в целом, почему от февраля до октября 1917 г. удельный вес интеллигентов в большевистской партии понизился с 26 до 10 процентов9.

У нас в распоряжении нет сколько-нибудь точных сведений об удельном весе интеллигенции среди левых эсеров, а также других (правда сравнительно мелких) партий и групп, поддержавших Октябрьскую революцию. Но во всяком случае даже самые максимальные подсчеты показывают, что в общей сложности их было не больше, чем у большевиков. Несомненно также, что Октябрьскую революцию поддержала определенная часть и беспартийной интеллигенции, но это серьезно дело не меняет.

С другой стороны, имеются вполне объективные данные, говорящие о размахе в городах антибольшевистского саботажа среди чиновничества, инженерно-технических кадров, отчасти даже среди учителей. Это не говоря уже о том, что негативную позицию по отношению к Октябрьской революции заняло большинство офицеров в армии, а также почти поголовно все духовенство. Рассуждать в таких условиях о том, что основная масса интеллигенции поддержала или нейтрально отнеслась к установлению Советской власти, просто не приходится.

Практически перед Советской властью с первых же дней своего существования в числе самых важных и неотложных проблем встали проблемы подавления саботажа ее мероприятий со стороны значительной части интеллигенции и привлечения если не на сторону, то по крайней мере к сотрудничеству с Советской властью старых специалистов. В этой связи необходимо затронуть проблему об отношении большевиков, советского правительства к интеллигенции вообще, в первые месяцы после победы революции, в частности. По этому поводу написано довольно много. Но в работах ощутимо прослеживаются две основных тенденции. Сторонники первой склонны в излишне розовых тонах изображать отношения интеллигенции с Советской властью, с большевиками. Сторонники другой (она по существу доминирует сейчас, если не в научной литературе, то по крайней мере в популярной и особенно в публицистике) исходят из того, что большевики были чуть ли не с самого начала ярыми и последовательными

"Федюкин С.А. Партия и интеллигенция.- с. 39, 48.

врагами российской интеллигенции. Собственно под этим углом зрения и рассматриваются меры по подавлению саботажа интеллигенции в первые месяцы Советской власти и в целом вся советская политика.

По нашему мнению, необходимо, не впадая в крайности, попытаться проанализировать: во-первых, теоретические воззрения большевистской партии, как партии, пришедшей к власти в октябре 1917 года; и, во-вторых, основные моменты политики Советского государства в отношении к буржуазной интеллигенции, по возможности не отрывая конкретные меры, осуществлявшиеся правительством от той реальной обстановки, которая была в России в конце 1917 - начале 1918 гг.

В этой связи нужно прежде всего подчеркнуть, что ни о каких будто бы антиинтеллигентских настроениях в руководстве большевистской партией говорить всерьез не приходится. Да, конечно, РСДРП (б) с момента своего зарождения ориентировалась прежде всего на рабочий класс, даже тогда, когда рабочие не составляли в самой партии и половины ее членов. Но столь же несомненно и то, что большевики, социал-демократы вообще, придавали чрезвычайно большое значение привлечению на службу пролетарскому государству интеллигенции. В. И. Ленин уже в первые после победы революции месяцы указывал, что «для решения практических задач социализма, когда на очередь поставлена организационная сторона его, мы необходимо должны привлечь к содействию Советской власти большое число представителей буржуазной интеллигенции, в особенности из числа тех, кто был занят практической работой организации крупнейшего производства»10.

Что-что, а нигилистическое отношение к старой культуре лидерам большевиков было отнюдь не свойственно. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал, что для построения нового общества необходимо взять всю культуру, которую капитализм оставил, всю науку, технику, все знания, искусство. «А эта наука, техника, искусство - в руках специалистов и в их головах»". Поэтому, если в первые же дни и недели Советской власти между ней и значительной частью интеллигенции возникли чрезвычайно острые противоречия, борьба, то это отнюдь не связано с недопониманием, по крайней мере руководителями правительства, роли интеллигенции в обществе.

Причины иные, более сложные. Они связаны прежде всего с тем, что значительная масса интеллигенции, может быть даже основная масса ее, видела, и не без оснований, в социалистической революции реальную угрозу для некоторых весьма существенных преимуществ, которые у нее имелись. Например, подавляющее большинство инженерно-технической интеллигенции резко негативно отнеслась к введению рабочего контроля за производством и распределением продуктов. Контроль ведь реально был не только за действиями владельцев предприятий, но прежде всего за инженерами, техниками, служащими. Не случайно, что именно в этой сфере саботаж был особенно силен. На Урале, например, в декабре 1917 года областной съезд профсоюза инженеров и техников почти единогласно принял постановление, объявлявшее рабочий контроль затеей тех, кто «стремится к гибели страны». Для противодействия введению на предприятиях рабочего контроля во многих горных округах инженерам, техникам и конторским служащим не только полностью выдавалось жалованье на все время, которое они бастовали, но также и единовременные пособия на случай каких-либо репрессий со стороны рабочих организаций или органов Советской власти. В Кыштымском горном округе, например, было принято решение о страховании верных заводской администрации лиц на случай смерти или получения инвалидности от «возможных эксцессов с рабочими».

""Ленин В. И. Полн. собр. соч.-Т. 36. с. 188.

"Ленин В. И. Полн. собр. соч.-Т. 38,-с. 58.

Определялся и размер страхового пособия: на случай смерти - пятикратный годовой оклад жалованья для семьи, а при возможном получении инвалидности - в полтора раза больше»12.

Колоссальную опасность для новой власти представлял саботаж служащих государственного и частных банков, почты и телеграфа, особенно же продовольственных органов. Достаточно сказать, что 18 ноября 1917 года Всероссийский продовольственный съезд, на котором доминировали чиновники и служащие, постановил полностью прекратить доставку продуктов питания в важнейшие центры страны, в частности, в Петроград, а заготовленный уже хлеб передать в распоряжение Учредительного собрания, когда оно собирается1J. Реально это означало оставить без продовольствия, по крайней мере на несколько недель - ведь не могло же Учредительное собрание быть моментально избрано и сразу же начать работу. Временное правительство, например, с марта по конец октября все собиралось созвать это собрание, но так и не собрало. В сущности решение чиновников продовольственных органов означало попытку обречь на голодную смерть громадные массы людей. В такой обстановке трудно было ожидать, что Советское правительство ограничится лишь увещеваниями по отношению к саботажникам.

Меры по подавлению саботажа были приняты экстренные и достаточно жесткие: бастовавших чиновников обязывали под угрозой увольнения без права на пенсию вернуться на работу, в случае продолжения забастовки руководителей ее, как правило, арестовывали. Правда, обычно сразу же после того, как забастовка прекращалась, их выпускали на свободу и даже возвращали на работу. Так поступили, например, даже с организаторами забастовки в продовольственных opianax. Бытующие достаточно широко легенды о массовых расстрелах бастовавших в конце 1917 - начале 1918 гг. чиновников не подтверждаются конкретными фактами. К тому же смертная казнь в Советской России тогда была отменена вообще. Иное дело, что в условиях, когда центральная власть, и в особенности местные органы, лишь только начинали реально устанавливать свое влияние в стране, открывалась возможность для великого множества самочинных эксцессов. Реально было немало случаев, когда озлобленные толпы изголодавшихся людей понр. >.i\ избивали, а п. рои даже убивали саботажников, отказывавшихся вовремя выдавать заработную плату, срывавших продовольственные поставки и т. п. Конечно, и меры правительства по подавлению саботажников и тем более самочинные расправы над чиновниками, которые при желании несложно было поставить в вину Советской власти, отнюдь не способствовали улучшению отношений между этой властью и интеллигенцией.

Саботаж к весне 1918 года был в основном подавлен. Но руководители новой власти прекрасно понимали, что с помощью одних лишь принудительных мер нельзя заставить работать, тем более работать хорошо. «Заставить работать из-под палки целый слой нельзя»,- писал В. И. Ленин14. Поэтому фактически уже с первых дней после победы революции Советская власть стремится привлечь к сотрудничеству с ней различные категории интеллигенции с помощью мер убеждения, материальной и моральной заинтересованности. В 1917-1918 гг., несмотря на острую нехватку продовольственных и других товаров широкого потребления, государство изыскивало возможность с помощью установления соответствующих тарифных ставок (инженер получал нередко больше, чем нарком), натурального премирования, разовых постановлений об улучшении условий труда и быта различных

1 ""ГАЧО. Ф. 1279. On. 1. Д. 149. Л. 19

"■■Гол инков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР.- М., 1980. Кн. 1.- с. 75-76.

"Ленин В. И. Поли. собр. соч.-Т. 38.-с. 167.

категорий интеллигенции и служащих, создать для них приемлемые условия для работы. Эта линия была закреплена в принятой VIII съездом РКП (б) весной 1919 года Программе большевистской партии, в многочисленных постановлениях и декретах центральных и местных органов15.

Даже в самые трудные и голодные месяцы войны уравниловки в оплате труда рабочих и особенно служащих, а также творческой интеллигенции не было. Г. Уэллс пишет, например, в своей книге «Россия во мгле», что в голодающем Петрограде практически единственной семьей, которая не нуждалась, была семья Ф. И. Шаляпина. Он с удивлением отмечал, что для того, чтобы выступления Шаляпина были регулярны, большевистская власть шла на выдачу ему и огромных по тем временам сумм денег, и, что особенно важно, продуктов. Государство стремилось обеспечить нормальные условия по понятиям военного времени, условия для работы и другим выдающимся деятелям искусства, литературы, науки, из которых немалое число, по крайней мере на первых порах, было настроено враждебно по отношению к Советской власти.

Но, конечно, не хлебом единым жив человек. И было бы наивно думать, что основную массу интеллигенции можно было привлечь на сторону Советской власти с помощью только одних продовольственных пайков, пусть даже самых значительных. Не менее важно было то, что по инициативе правительства, высших партийных инстанций была развернута рабоуа по налаживанию отношений делового сотрудничества между рабочими организациями и интеллигентами, пошедшими на службу Советской власти. После острейшей дискуссии о целесообразности и возможности использования буржуазных специалистов в Красной Армии VIII съезд РКП (б) высказался за широкое привлечение их в ряды Красной Армии16. На IX съезде РКП (б) вопрос этот был поставлен преимущественно в связи с проблемой хозяйственного строительства. В принятой съездом по докладу Л. Д. Троцкого резолюции «Об очередных задачах хозяйственного строительства» подчеркивалась необходимость всем членам партии вести непримиримую борьбу с невежественным самомнением, считающим будто рабочий класс может разрешить свои задачи без использования на самых ответственных постах специалистов буржуазной школы. «Тем демагогическим элементам, которые играют на такого рода предрассудках отсталой части рабочих,- подчеркивалось в резолюции съезда,- не может быть места в рядах партии научного социализма»17. Это была не просто декларация. Анализ документов партийных органов периода гражданской войны свидетельствует, что ячейки РКП (б) боролись против неправильного отношениям специалистам. Когда в апреле 1920 года один из тульских коммунистов допустил некорректное отношение к техническому персоналу оружейных заводов, то бюро ячеек РКП (б) предприятия объявило ему выговор, причем о принятом решении оповестили сразу же все партячейки тульских оружейных заводов18.

Для разъяснения политики Советской власти в отношении интеллигенции в Москве организовывали доклады, митинги, дискуссии по вопросам «Интеллигенция и революция», «РКП (б) и трудовая интеллигенция»19. В Твери был проведен митинг по вопросу о роли интеллигенции в революции, который, судя по имеющимся данным, прошел удачно и отразил

|5КПСС в резолюциях... - Т. 2 - с. 86, 244, 249, 251; Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам.- М., 1967.- Т. 1.- с. 178-180; Декреты Советской власти.- Т. 2.- с. 490; ЦГАМО. Ф. 680. Оп. 2. Д. 4. Л. 28-29; Ф. 2076. Оп. 1. Д. 87. Л. 7; ГАНО. Ф. 127. Оп. 3. Д. 17. Л. 77 и др.

""Восьмой съезд РКП (б). Протоколы,- М„ 1959,- с. 418-419, 421.

"КПСС в резолюциях...-Т. 2,-с. 249.

18ПАТО. Ф. 976. Оп. 1. Д. 1. Л. 8. |9МПА. Ф. 80. Оп. 1. Д. 23. Л. 61.

определенный перелом в настроении рабочих по отношению к специалистам20. В Казанской губернии организовывались лекции на тему «Революционное движение в России и роль интеллигенции в прошлом и в данный момент»21.

Конечно, ни в коей мере не следует упрощать вопрос о взаимоотношении Советской власти, партийных органов с одной стороны и интеллигенции с другой. Было немало примеров, особенно в условиях гражданской войны на освобождавшихся от белогвардейцев и интервентов территориях, когда партийные, советские администраторы практически огульно зачисляли во врагов тех, кто занимал какие-либо руководящие должности на предприятиях при белогвардейцах. В Перми, например, в бытность у руководства губко-мом Г. И. Мясникова инженеров и техников Мотовилихинского и ряда других заводов, вернувшихся из Сибири, под тем предлогом, что они в свое время отступили вместе с колчаковцами, отправили в виде наказания на заготовку дров, в то время как на предприятиях губернии ощущалась острейшая нехватка квалифицированных специалистов. По инициативе Мясникова в Мотовилихе были произведены многочисленные аресты специалистов, причем некоторых из них, без достаточного доказательства их контрреволюционной деятельности, расстреляли22. В Екатеринбургской губернии на почве недоверия к специалистам, работавшим на руководящих постах при колчаковцах, были факты убийства их рабочими23. Подобные факты свидетельствовали о том, какой это был больной вопрос: взаимоотношение рабочих и интеллигенции на освобожденных территориях. Поэтому борьба с проявлениями анархо-синдикалистских и, по сути дела, махаевских взглядов на роль интеллигенции оставалась одним из важнейших направлений в работе и парторганизаций, и советских, особенно же профсоюзных и хозяйственных органов.

Как это ни парадоксально, в сближении интеллигенции с Советской властью определенную роль сыграла гражданская воина, во время которой перед каждым человеком остро встал вопрос о том, на чьей стороне он - революции или контрреволюции. С точки зрения изменения политических настроений российской интеллигенции в это время были особенно важны два момента. Во-первых, то, что в конечном счете все контрреволюционные правительства, возникавшие первоначально под самыми демократическими лозунгами, довольно скоро выродились в режимы военной диктатуры. Во-вторых, что имело особенно важное значение для людей, настроенных патриотически,- за белогвардейцами шли обычно иностранные интервенты, самым нахальным и наглым образом грабившие Россию, третировавшие русских вообще. Изданные недавно дневники А. А. Будберга - управляющего военным министерством в правительстве Колчака - яркое свидетельство того недовольства, которое вызывало поведение интервентов даже у высших военных чинов белой армии24.

Интеллигенция, в том числе военная, довольно быстро убеждалась, что именно Советская власть отстаивает независимость страны. В конечном счете, именно это определило позицию большого числа интеллигентов, в том числе из офицеров старой армии. В интереснейшей книге А. Г. Кавтарадзе «Военные специалисты на службе Республике Советов. 1917-1920 гг.» сделаны следующие любопытные подсчеты: из примерно 250 тыс. генералов

20ЦПА ИМЛ. Ф. 17. Оп. 4. Д. 22. Л. 141.

■"ПАТатО. Ф. 868. Оп. 1. Д. 14. Л. 57.

""ГАСО. Ф. 95. Оп. 1. Д. 184. Л. 29- 30; ПАСО. Ф. 1494. Оп. 1. Д. 8. Л. 12-13; ПАПО. Ф. 557. Оп. 2. Д. 65. Л. 88-94.

"ПАСО. Ф. 1494. Оп. 1. Д. 8. Л. 12-13; Д. 86. Л. 59.

24См.: Гуль Р. Ледяной поход; Деникин А. И. Исход и смерть генерала Корнилова; Барон Будберг А. Дневник.- М., 1990,- с. 172-318.

и офицеров старой русской армии, имевшихся на октябрь 1917 года примерно 30 процентов воевали за Советскую власть, около 40 процентов участвовали в белогвардейских армиях, примерно 30 процентов не воевали ни на той, ни на другой стороне. Интересны подсчеты А. Г. Кавтарадзе и в другом отношении: он отмечает на основе анализа большого количества источников, что подавляющее большинство офицеров белых армий были людьми по существу не имевшими сколько-нибудь серьезной движимой или недвижимой собственности, т. е. были не помещиками и капиталистами (как это традиционно принято считать), а по существу обычными русскими интеллигентами, частью из кадровых военных, частью же из числа прапорщиков военного времени. Автор отмечает - по мере того, как продолжалась интервенция и гражданская война, соотношение офицеров в Красной и белых армиях постепенно менялось в пользу первых. С началом же войны с Польшей значительная масса бывших офицеров белых армий изъявила желание воевать за Советскую власть. Свыше 14 тысячам из них была реально предоставлена такая возможность25.

На настроения интеллигенции серьезно повлияли также масштабы и направленность той преобразовательной работы, которая была начата в Советской России в первые после победы Октябрьской революции годы. Известно, например, какое большое значение для привлечения к работе громадной массы учителей, преподавателей высших учебных заведений имела политика Советского государства в области развития народного образования, позволившая даже в условиях войны организовать в громадных масштабах работу по ликвидации неграмотности, расширению обучения детей из семей рабочих и крестьян. Для научно-технической интеллигенции подобным делом был план ГОЭЛРО, соединявший в себе исключительную смелость замыслов и весьма трезвый научный расчет. Специалист, интеллигент не может быть равнодушным, когда ему предоставляют действительно колоссальные возможности профессионального роста. Что же касается неверия основной массы старой интеллигенции в социализм и коммунизм - так ведь от них, по крайней мере в первые годы Советской власти, этого и не требовалось. Базой, на которой реально наметилось в 1917-1920 гг. сотрудничество основной массы интеллигентов с Советской властью были вещи простые и понятные: надо не допустить развала страны, растаскивания ее иностранными интервентами, нужно не допустить вымирания народа с голоду, нужно попытаться преодолеть разруху, учителям нужно учить детей, врачам - лечить больных, инженерам - восстанавливать из руин заводы и фабрики. Все другие вопросы отходили тогда на второй план.

У старой российской интеллигенции большая, сложная и во многом трагическая судьба. Исходя из идеи служения своему народу, прежде всего угнетенным и трудящимся массам, российская интеллигенция, по крайней мере в лице тех, кто считался ее лучшими представителями, много сделала для приближения и победы революции. Она мечтала о революции, как о празднике. Революция, разразившаяся в России, оказалась во многом не такой, как мечталось в относительно спокойные времена в застольных беседах, столь любимых российскими интеллигентами. Стряхнувший с себя ярмо, страдавший и угнетенный сотни лет народ мало напоминал умилительно добродушного в своей незлобивой и всепрощающей натуре толстовского Платона Каратаева. Действительность в 1917-1920 гг. мало напоминала те идиллические сценки, которые грезились в дореволюционные времена, как и вообще реальная жизнь мало напоминает идиллию. Гроза пронеслась над Россией. Годы понадобились, чтобы вернуть жизнь

25Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республике Советов. 1917- 1920 гг.-М., 1988,-с. 174, 176-177, 227-230.

миллионов людей в обычную, нормальную колею, найти классам, социальным слоям и просто отдельным людям свое место в кардинально изменившемся мире.

А. В. Бакунин

НЕКОТОРЫЕ ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ РАЗВИТИЯ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫХ СИЛ В ПЕРИОД ФОРМИРОВАНИЯ СОВЕТСКОЙ ОБЩЕСТВЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ (НА МАТЕРИАЛАХ УРАЛА)

Еще не так давно ученые-обществоведы, используя сталинскую интерпретацию ленинского подхода к формированию социалистического способа производства утверждали, что новые производственные отношения, основанные на общественной собственности на орудия и средства производства, начинают складываться только после победы социалистической революции, что капитализм в лучшем случае может подготовить материально-технические предпосылки социализма путем развития производительных сил. При этом они ссылались на известное положение Ленина в работе «Очередные задачи Советской власти»,- что «главной задачей пролетариата и руководимого им беднейшего крестьянства во всякой социалистической революции... является положительная или созидательная работа налажения чрезвычайно сложной и тонкой сети новых организационных отношений, охватывающих планомерное производство и распределение продуктов, необходимых для существования десятков миллионов людей»1. Но, во-первых, здесь ничего не говорится о том, что новые отношения не зарождаются до революции, а, во-вторых, авторы не учитывают развитие взглядов Ленина на эту проблему после 1918 г., когда было написано данное произведение.

На самом деле Ленин в данном вопросе шел за Марксом и в начале 20-х годов сделал вывод о новом соотношении в развитии капитализма и социализма. Он считал, что созревание социализма, как и всех других формаций, начинается и происходит естественно-историческим путем - уже внутри капитализма. В «Экономических рукописях 1857-1859 годов» Маркс писал о формировании именно в недрах буржуазного общества таких «производственных отношений» и «отношений общения», которые могут взорвать этот строй. «Если бы в этом обществе, как оно есть,- отмечал он,- не имелись налицо в скрытом виде материальные условия производства и соответствующие им отношения общения, необходимые для бесклассового общества, то все попытки взрыва были бы донкихотством»2. В работе «Государство и революция» Ленин, отмечая этот диалектический подход Маркса к эволюции капитализма, пишет: «У Маркса нет и капельки утопизма в том смысле, чтобы он сочинил, сфантазировал «новое» общество. Нет, он изучает, как естественно-исторический процесс, рождение нового общества из старого, переходные формы от второго к первому»3. В последние годы своей жизни Ленин, диалектически подходя к практике мирового развития и социалистического строительства в СССР, пересматривал свою точку зрения на социализм. Он признает и в работе «Лучше меньше, да лучше» пишет, что движение капиталистических стран к социализму пойдет «не так, как мы ожидали»4. Ленин говорит о «вызревании» социализма внутри капитализма5. Отсюда следует, что сталинская интерпретация о невозможно-

"Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 36. с. 171.

2К. Маркс, Ф.Энгельс. Соч. Т. 46. Ч. 1. с. 103.

"Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 33. с. 48.

Интеллигенция – сложная многогранная и противоречивая явление российского народа и его культуры.
В России понятие «интеллигенция» в качестве термина стало употребляться в 60 – е годы 19 века, и впоследствии перешло в языки других народов.
Д. С. Мережковский, русский писатель и религиозный философ писал, что «сила русской интеллигенции - … не в уме, а в сердце и совести. Сердце и совесть её почти всегда на правом пути; ум часто блуждает». Благодаря этим ярко выраженным социально – этническим чертам российская интеллигенция стало примечательным феноменом, как в отечественной, так и в мировой истории.

Введение 2
Интеллигенция и первая русская революция 4
Заключение 9
Список использованной литературы 10

Работа содержит 1 файл

Введение 2

Интеллигенция и первая русская революция 4

    Заключение 9

    Список использованной литературы 10

Введение

Интеллигенция – сложная многогранная и противоречивая явление российского народа и его культуры.

В России понятие «интеллигенция» в качестве термина стало употребляться в 60 – е годы 19 века, и впоследствии перешло в языки других народов.

Д. С. Мережковский, русский писатель и религиозный философ писал, что «сила русской интеллигенции - … не в уме, а в сердце и совести. Сердце и совесть её почти всегда на правом пути; ум часто блуждает». Благодаря этим ярко выраженным социально – этническим чертам российская интеллигенция стало примечательным феноменом, как в отечественной, так и в мировой истории.

В. Даль в своем «Толковом словаре» так определял понятия « интеллигенция»: «Интеллигенция, в значении собирательном, разумная, образованная, умственно – развитая часть жителей». Такую точку зрения к определению интеллигенции развивал и В.И. Ленин. Он рассматривал интеллигенцию, исходя из особенностей её деятельности. Поскольку своеобразие этой деятельности проистекала из её «интеллектуализма», интеллигенция интерпретировалась им как совокупность людей, занимающихся умственным трудом.

Неоднозначное положение интеллигенции в социальной структуре общества, противоречивые взаимоотношения и с властью и с народом привели к тому, что некоторые ученые России в начале 20 века рассматривали интеллигенцию как новый эксплуататорский класс. Характерным в этом отношении является следующая точка зрения: «интеллигенция, понимаемая как класс умственных работников, есть новая, растущая общественная сила, эксплуататорская по своей природе, хищническая по своим стремлениям, искусно и методически борющаяся за свое социальное возвышение и подготавливающая тем самым в грядущее свое самодержавное классовое господство. Источниками дохода интеллигенции является умственный труд, или реализация знаний, накопленных и приобретенных ранее. Это дает ей возможность привилегированного существования и дальнейшей эксплуатации».

Российскому интеллигенту всегда была свойственна двойственность характера: свобода духа у него, скорее черта индивидуальная, чем социальная. Отсюда порой его больше волновало личное, индивидуальное ведение, чем социальное движение народа. У многих интеллигентов, с одной стороны, просматривается независимость идеи, а с другой неприспособленность и неумение реализовать ее.

Данная контрольная работа посвящена интеллигенции и её роли в первой русской революции.

Я постараюсь раскрыть данную тему и показать роль русской интеллигенции в революции 1905 года.

Интеллигенция и первая русская революция 1905-1907годов.

В социально-политической области начало 20 века было ознаменовано острой политической борьбой и нарастанием социальной напряжённости. Социальные и культурные противоречия, которые накапливались в России, раскалывали общество на «верхи» и «низы», имущих и неимущих. Раскол происходил в рядах интеллигенции. В основе этого раскола – отношение к формам и методам борьбы за справедливое переустройство общества. Одна часть интеллигенции придерживалась либеральных взглядов на эту проблему, видя выход в постепенном реформировании общества, другая склонялась к революционному переустройству страны, не отвергая крайних форм борьбы, таких как насилие.

Посредническая прослойка русской культуры, воплощавшая ее либерально-прогрессистскую ориентацию, оказалась слишком слабой, чтобы создать общественную систему взаимодействия и взаимопонимания между всеми слоями общества. Радикальная критика клеймила эту часть интеллигенции, резко осуждала позицию умеренности и постепенности в пользу радикальных преобразований.

Оппозиционность радикальной интеллигенции по отношению к самодержавию резко усилила ее социальный кретинизм, пренебрежение к автономным формам духовности и отрицательное отношение к религии. Усиление такого кретинизма и прагматизма, отказ от устойчивых нравственных ориентаций способствовали допущению, а затем и утверждению желательности насилия и террора как наиболее эффективного средства радикального переустройства общества. В поисках той социальной опоры, которая поддержит политику социальных преобразований, радикальная интеллигенция обращалась первоначально к крестьянству(народничество), затем к люмпен-пролетариату, накапливавшемуся в России в процессах модернизации, и наконец, к зарождающемуся рабочему классу.

Весь русский народ втянулся в борьбу против самодержавия, кульминационным пунктом которой явилась революция 1905-1907 годов. Массовые народные выступления, революция не могли не сказаться на умонастроениях представителей русской культуры, русской интеллигенции. Последовавший после поражения революции период политической реакции ознаменовал отход большей части русской интеллигенции от революции. склонило общественность к поискам идеалов в религиозно - философской сфере.

В первые месяцы революции интеллигенция практически не играла реальной политической роли: происходила борьба народной стихии государственного порядка. К чести самодержавной власти надо сказать, что ею был найден достойный ответ – радикальное изменение политического строя, зафиксированное Манифестом 17 октября.

С.Ю. Витте подготовил указ «Об усовершенствовании государственного порядка». Под давлением обстоятельств император подписал указ, который вошел в историю под названием «Манифеста 17 октября 1905 года». Этот документ предполагал колоссальный сдвиг страны в сторону демократии и парламентизма, конституционной монархии. Вводились демократические свободы: слова, печати, собраний и союзов, совести, неприкосновенность личности. Было объявлено о создании Думы. К выборам было обещано допустить все классы и сословия. По сути, предполагалось ограничение самодержавия, введение в полном объеме разделение властей, контроль общества за властью через выборы и через его представителей в законодательном органе (хотя прямо об этом не говорилось).

И тут – то интеллигенция вышла на сцену. «Быстрота, с которой разыгралось в особенности последнее действие преобразования, давшее под давлением стихийного порыва… акт 17 октября, подействовала опьяняющее на интеллигенцию. Она вообразила себя хозяином исторической сцены», - писал Струве. Обратим внимание на этот факт: пока государство было по - настоящему деспотическим, интеллигенция, при всем своем резко критическом отношении у самодержавию, в массе своей сидела тихо. Как только пахнуло свободой, у нее прорезался голос, и это был призыв к борьбе с государством. «В момент государственного преобразования 1905 года отщепенские идеи и отщепенское настроение всецело овладели широкими кругами русских образованных людей, - свидетельствует Струве. – Никогда никто еще с таким бездонным легкомыслием не призывал к величайшим политическим и социальным переменам, как наши революционные партии и их организации в дни свободы». Легкомыслие образованной элиты дорого обошлось России уже в 1907 году – царское правительство отреагировало на растущую анархию третьеиюньским переворотом, в значительной степени ревизовавшим конституционные преобразования 1905-1906 годов. Но и этот урок ничему не научил интеллигенцию, впавшую в революционное исступление. Она и после 1907-го года сохранила черты, которые называл Струве: «Легковерие без веры, борьба без творчества, фанатизм без энтузиазма, нетерпимость без благоговения… вся форма религиозности без ее содержания». После поражения революции «прогрессивная общественность» немного умерила пыл, но сохранила дух. Что касается масс, они к революции охладели. Возможно, нового приступа « пугачёвщины» и удалось бы избежать, если бы не интеллигенция. Анализируя итоги революции 1905 года, Струве обращал внимание на основополагающую ошибку интеллигентского похода к народу: « Интеллигентская доктрина служения народу не предполагала никаких обязанностей у народа и не ставила ему никаких воспитательных задач. А … вне идеи воспитания в политике есть только две возможности: деспотизм и охлократия».

Хотя в период «третьеиюньской реакции» у страны вообще и у интеллигенции в частности еще был шанс. Все же революционная буря не опрокинула государство; «третьеиюньская реакция» новшества 1905 – 1907 годов: новый премьер П.А. Столыпин, решительно подавивший революционно-террористическое движение, начал многообещающие социально-экономические реформы. Чтобы не допустить нового срыва в развитии страны, требовалась консолидация элиты. «Интеллигенции необходимо пересмотреть все свое миросозерцание и в том числе подвергнуть коренному пересмотру его главный устой – социалистическое отрицание личной ответственности.» - так писал Струве, тут же выражая сомнение в реальности переворота:- «Русская интеллигенция, отрешившись от без религиозного государственного отщепенства, перестанет существовать как некая особая культурная категория. Сможет ли она совершить огромный подвиг такого преодоления своей нездоровой сущности?».

Ответом на вопрос Струве стала интеллигентская реакция на «Вехи». В этом сборнике нашло свое выражение изменение умонастроений значительной части русской интеллигенции.

Сборник «Проблемы идеализма» (1902) появился в самый разгар начинавшейся революции. И если в 19 веке борьба за политическую свободу и социальную справедливость велась в основном с позицией материализма, позитивизма, нигилизма, марксизма, то авторы сборника, поддержавшие освободительное движение, выступали с позиций этического идеализма.

В 1909 году появился сборник «Вехи. Статьи о русской интеллигенции». Авторами его были широко известные публицисты, религиозные философы, литературоведы, принадлежавшие к партии кадетов или близкие к ним по своим взглядам. Сборник «Вехи» осуждал недостатки русской интеллигенции, мешавшие нормальному развитию общества. В сборнике были помещены статьи Н.А. Бердяева, С.Н.Булгакова, историка русской литературы М.О. Гершензона, П.Б. Струве, С.Л. Франка.

Главным в этом сборнике был вопрос о роли русской интеллигенции в революции, отношении либералов к наследию революционных демократов. Авторы видели характерные черты мировоззрения интеллигенции в её «пртивогосударственности» и «без религиозности». В этом они усматривали причину безрезультатности действий интеллигенции. Поэтому авторы призывали интеллигенцию «пересмотреть свое мировоззрение», «через покаяние» обрести «новое сознание».

Среди недостатков интеллигенции авторы сборника отмечали идолопоклонство по отношению к народу, одностороннюю ориентацию на социализм, атеистический максимализм, подмену «религии идеальных ценностей религией земных нужд» (С.Л. Франк). Такая религия, по мнению Франка, порождает лишь разрушение и ненависть, а не дух творчества.

Позднее Франк писал: «Вехи» имели шумный, сенсационный успех – они были главной литературно – общественной сенсацией 1909 года». Но услышать смысл общественность не захотела. Из признанных вождей интеллигенции никто не признал справедливость веховской критики. Лидер кадетов П.Н. Милюков в противовес «Вехам» организовал апологетический сборник «Интеллигенция в России», провозгласивший интеллигенцию солью земли, двигателем прогресса, высшей ценностью Российской истории. Другие критики сборника вообще не утруждали себя разговором по существу, изощряясь в памфлетности. Короче говоря, идеи «Вех», как выразился Франк, «потонули во вновь нараставшей волне политического радикализма».

По сути, революция 1905 – 1907 годов привела к поглощению образованного класса интеллигенции – и к радикализации политического спектра. Политический радикализм выражался в разнообразных формах – от бессмысленной аппозиции либералов Столыпину, подорвавшей Столыпинскую реформу, до чеканной формулировки Милюкова «Врагов слева у нас нет». Умеренных сил в тогдашней Российской политике практически не осталось.

Заключение

Исходя из всего вышесказанного, первое десятилетие 20 века в общественной культурной среде впервые широко обсуждался вопрос о правомерности деятельности интеллигентности, её идейного кредо, разворачивались споры о роли и судьбах русской интеллигенции, происходил процесс её идейно – политического размежевания.

Царская власть, с которой интеллигенция так страстно боролась с самого своего возникновения, казалось ей вместе с тем и настолько всемогущей, что она не рассчитывала на скорое крушение самодержавия и возможности взять власть в свои руки, интеллигенция отождествляла себя с жертвами и все же интеллигенция уже не висела в пустоте, - революция 1905 года это наглядно показала, осуществилась давняя мечта интеллигентов объединиться с народом. «Внизу» почитание царя мало- помалу сменилась безоглядной верой в революцию.

В облике интеллигенции, как идейно – политической силы в русском историческом развитии, можно различать постоянный элемент, как бы твердую форму, и элемент более изменчивый, текучий – содержание. Идейной формой русской интеллигенции является её отщепенство, её отчуждение от государства и враждебность к нему.