Юлиус штрейхер абрам гольдберг. Штрейхер Юлиус: биография

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Юлиус Штрейхер
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Имя при рождении:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Род деятельности:
Дата рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Гражданство:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Подданство:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Страна:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Отец:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Мать:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Супруг:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Супруга:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дети:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды и премии:
Автограф:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Сайт:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Разное:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[|Произведения]] в Викитеке

Ю́лиус Штре́йхер (Штрайхер; нем. Julius Streicher ; 12 февраля , Флейнхаузен близ Аугсбурга , Бавария - 16 октября , Нюрнберг), гауляйтер Франконии , главный редактор антисемитской и антикоммунистической газеты «Штурмовик» (нем. Der Stürmer - Дер Штюрмер ), идеолог расизма . Казнён по приговору Нюрнбергского трибунала за антисемитскую пропаганду и призывы к геноциду .

До начала политической карьеры

Юлиус Штрейхер родился 12 февраля 1885 года . Он был девятым ребёнком в семье Фридриха Штрейхера, учителя римско-католической начальной школы. Перед войной поступил добровольцем в Германскую армию, проработав перед этим некоторое время учителем в начальной школе. Однако после года службы он был уволен из армии за недисциплинированность с запрещением в дальнейшем служить в вооруженных силах.

После Первой мировой войны

После войны Штрейхер продолжил преподавать в школе, однако вскоре начал участвовать в политической жизни страны на стороне крайне правых сил.

В Третьем рейхе

На посту гауляйтера Штрейхер имел дурную репутацию, по утверждению У. Ширера , любил разгуливать по Нюрнбергу с хлыстом, мог делать в пределах своего гау практически всё, что хотел . Однажды он лично избил заключенных Нюрнбергской тюрьмы, сказав после этого сотрудникам своего аппарата:

Мне это было просто необходимо, теперь мне значительно полегчало.

- Елена Съянова . «Десятка из колоды Гитлера». - М .: Время, . - С. 53.

Штрейхер имел огромное количество любовниц и постоянно шантажировал их мужей, любил с гордостью рассказывать о своих любовных похождениях и был известен своим увлечением порнографией.

Отношение к Штрейхеру в партии было неоднозначным: Г. Геринг , Р. Гесс , Р. Лей и Я. Шахт открыто заявляли, что он своими непристойными статьями и моральным обликом (Штрейхер активно занимался скупкой конфискованного еврейского имущества) наносит движению гораздо больше вреда, чем пользы. О его корыстолюбии в партии ходили легенды. В 1938 году Геббельс неоднократно запрещал его публичные выступления. С другой стороны, Гитлер практически всегда его поддерживал, говоря: «Я не считаю, что задача политического руководителя состоит в том, чтобы попытаться улучшить человеческий материал, лежащий готовым в его руках».

Юлиус Штрейхер был:

Семья Штрейхера

В 1913 году в Нюрнберге он женился на дочери булочника Кунигунде Рот (нем. Kunigunde Roth ). У них родилось двое сыновей: Лотар (1915) и Элмар (1918). Его жена умерла после 30 лет совместной жизни, в 1943. Вскоре, в мае 1945 года он женился на своей бывшей секретарше Адель Таппе. На Нюрнбергском процессе она выступила в его защиту, утверждая, что он был порядочным семьянином и вообще хорошим человеком. По словам Йодля , «она слишком мила для такого законченного подонка, каким является её супруг».

Напишите отзыв о статье "Штрейхер, Юлиус"

Примечания

Литература

• Съянова Е. Десятка из колоды Гитлера. - М.: Время, . - ISBN 5-9691-0010-2
• Гильберт Г. Нюрнбергский дневник / пер. с нем. А. Л. Уткина - Смоленск: Русич, . - ISBN 5-8138-0567-2
• Ефимов Б. Ровесник века. Воспоминания. - М.: Советский художник, .

30x30px	Портал «Нацистская Германия »
30px	Юлиус Штрейхер в Викицитатнике
	[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Юлиус Штрейхер]] в Викитеке
30px	[{{localurl:Commons:Category:Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. }}?uselang=ru Юлиус Штрейхер] на Викискладе

Просмотр этого шаблона Источники и прототипы Предполагаемые авторы и создатели Публикаторы Исследователи Сторонники подлинности Прочие связанные персоны и события

Просмотр этого шаблона Смертная казнь Тюремное заключение Оправданы Решение не принято Внесены в список обвиняемых, но не предстали перед судом

Отрывок, характеризующий Штрейхер, Юлиус

Не потому, что я кого-то боялась или стеснялась, просто у меня не было привычки беспокоить людей без особо важного на то повода, и я не была уверена, что именно сейчас этот повод является серьёзным... Но Стелла была видимо, в этом абсолютно уверена, потому, что буквально через какую-то долю секунды рядом с нами появился человек.
Это был очень грустный рыцарь... Да, да, именно рыцарь!.. И меня очень удивило, что даже в этом, «другом» мире, где он мог «надеть» на себя любую энергетическую «одежду», он всё ещё не расставался со своим суровым рыцарским обличием, в котором он себя всё ещё, видимо, очень хорошо помнил... И я почему-то подумала, что у него должны были на это быть какие-то очень серьёзные причины, если даже через столько лет он не захотел с этим обликом расставаться.
Обычно, когда люди умирают, в первое время после своей смерти их сущности всегда выглядят именно так, как они выглядели в момент своей физической смерти. Видимо, огромнейший шок и дикий страх перед неизвестным достаточно велики, чтобы не добавлять к этому какой-либо ещё дополнительный стресс. Когда же время проходит (обычно через год), сущности старых и пожилых людей понемногу начинают выглядеть молодыми и становятся точно такими же, какими они были в лучшие годы своей юности. Ну, а безвременно умершие малыши резко «взрослеют», как бы «догоняя» свои недожитые годы, и становятся чем-то похожими на свои сущности, какими они были когда вошли в тела этих несчастных, слишком рано погибших, или от какой-то болезни безвременно умерших детей, с той лишь разницей, что некоторые из них чуть «прибавляют» в развитии, если при их коротко прожитых в физическом теле годах им достаточно повезло... И уже намного позже, каждая сущность меняется, в зависимости от того, как она дальше в «новом» мире живёт.
А живущие на ментальном уровне земли высокие сущности, в отличие от всех остальных, даже в состоянии сами себе, по собственному желанию, создавать «лицо» и «одежду», так как, прожив очень долгое время (чем выше развитие сущности, тем реже она повторно воплощается в физическое тело) и достаточно освоившись в том «другом», поначалу незнакомом им мире, они уже сами бывают в состоянии многое творить и создавать.
Почему малышка Стелла выбрала своим другом именно этого взрослого и чем-то глубоко раненого человека, для меня по сей день так и осталось неразгаданной загадкой. Но так как девчушка выглядела абсолютно довольной и счастливой таким «приобретением», то мне оставалось только полностью довериться безошибочной интуиции этой маленькой, лукавой волшебницы...
Как оказалось, его звали Гарольд. Последний раз он жил в своём физическом земном теле более тысячи лет назад и видимо обладал очень высокой сущностью, но я сердцем чувствовала, что воспоминания о промежутке его жизни в этом, последнем, воплощении были чем-то очень для него болезненными, так как именно оттуда Гарольд вынес эту глубокую и скорбную, столько лет его сопровождающую печаль...
– Вот! Он очень хороший и ты с ним тоже подружишься! – счастливо произнесла Стелла, не обращая внимания, что её новый друг тоже находится здесь и прекрасно нас слышит.
Ей, наверняка, не казалось, что говорить о нём в его же присутствии может быть не очень-то правильно... Она просто-напросто была очень счастлива, что наконец-то у неё появился друг, и этим счастьем со мной открыто и с удовольствием делилась.
Она вообще была неправдоподобно счастливым ребёнком! Как у нас говорилось – «счастливой по натуре». Ни до Стеллы, ни после неё, мне никогда не приходилось встречать никого, хотя бы чуточку похожего на эту «солнечную», милую девчушку. Казалось, никакая беда, никакое несчастье не могло выбить её из этой её необычайной «счастливой колеи»... И не потому, что она не понимала или не чувствовала человеческую боль или несчастье – напротив, я даже была уверена, что она чувствует это намного глубже всех остальных. Просто она была как бы создана из клеток радости и света, и защищена какой-то странной, очень «положительной» защитой, которая не позволяла ни горю, ни печали проникнуть в глубину её маленького и очень доброго сердечка, чтобы разрушить его так привычной всем нам каждодневной лавиной негативных эмоций и раненных болью чувств.... Стелла сама БЫЛА СЧАСТЬЕМ и щедро, как солнышко, дарила его всем вокруг.
– Я нашла его таким грустным!.. А теперь он уже намного лучше, правда, Гарольд? – обращаясь к нам обоим одновременно, счастливо продолжала Стелла.
– Мне очень приятно познакомиться с вами, – всё ещё чувствуя себя чуточку скованно, сказала я. – Это наверное очень сложно находиться так долго между мирами?..
– Это такой же мир как все, – пожав плечами, спокойно ответил рыцарь. – Только почти пустой...
– Как – пустой? – удивилась я.
Тут же вмешалась Стелла... Было видно, что ей не терпится поскорее мне «всё-всё» рассказать, и она уже просто подпрыгивала на месте от сжигавшего её нетерпения.
– Он просто никак не мог найти здесь своих близких, но я ему помогла! – радостно выпалила малышка.
Гарольд ласково улыбнулся этому дивному, «искрящемуся» счастьем человечку и кивнул головой, как бы подтверждая её слова:
– Это правда. Я искал их целую вечность, а оказалось, надо было всего-навсего открыть правильную «дверь». Вот она мне и помогла.
Я уставилась на Стеллу, ожидая объяснений. Эта девочка, сама того не понимая, всё больше и больше продолжала меня удивлять.
– Ну, да, – чуть сконфужено произнесла Стелла. – Он рассказал мне свою историю, и я увидела, что их здесь просто нет. Вот я их и поискала...
Естественно, из такого объяснения я ничего толком не поняла, но переспрашивать было стыдно, и я решила подождать, что же она скажет дальше. Но, к сожалению или к счастью, от этой смышлёной малышки не так-то просто было что-то утаить... Хитро глянув на меня своими огромными глазами, она тут же предложила:
– А хочешь – покажу?
Я только утвердительно кивнула, боясь спугнуть, так как опять ожидала от неё чего-то очередного «потрясающе-невероятного»... Её «цветастая реальность» куда-то в очередной раз исчезла, и появился необычный пейзаж...
Судя по всему, это была какая-то очень жаркая, возможно восточная, страна, так как всё кругом буквально слепило ярким, бело-оранжевым светом, который обычно появлялся только лишь при очень сильно раскалённом, сухом воздухе. Земля, сколько захватывал глаз, была выжженной и бесцветной, и, кроме в голубой дымке видневшихся далёких гор, ничто не разнообразило этот скупо-однообразный, плоский и «голый» пейзаж... Чуть дальше виднелся небольшой, древний белокаменный город, который по всей окружности был обнесён полуразрушенной каменной стеной. Наверняка, уже давным-давно никто на этот город не нападал, и местные жители не очень-то беспокоились о «подновлении» обороны, или хотя бы «постаревшей» окружающей городской стены.
Внутри по городу бежали узенькие змееподобные улочки, соединяясь в одну-единственную пошире, с выделявшимися на ней необычными маленькими «замками», которые скорее походили на миниатюрные белые крепости, окружённые такими же миниатюрными садами, каждый из которых стыдливо скрывался от чужих глаз за высокой каменной стеной. Зелени в городе практически не было, от чего залитые солнцем белые камни буквально «плавились» от испепеляющей жары. Злое, полуденное солнце яростно обрушивало всю мощь своих обжигающих лучей на незащищённые, пыльные улицы, которые, уже задыхаясь, жалобно прислушивались к малейшему дуновению, так и не появлявшегося, свежего ветерка. Раскалённый зноем воздух «колыхался» горячими волнами, превращая этот необычный городок в настоящую душную печь. Казалось, это был самый жаркий день самого жаркого на земле лета.....
Вся эта картинка была очень реальной, такой же реальной, какими когда-то были мои любимые сказки, в которые я, так же, как здесь, «проваливалась с головой», не слыша и не видя ничего вокруг...
Вдруг из «общей картинки» выделилась маленькая, но очень «домашняя» крепость, которая, если бы не две смешные квадратные башенки, походила бы более на большой и довольно уютный дом.
На ступеньках, под большим оливковым деревом, играл маленький белокурый мальчонка лет четырёх-пяти. А за ним, под старой яблоней собирала упавшие яблоки полная, приятная женщина, похожая на милую, заботливую, добродушную няню.
На дворе появилась очень красивая, светловолосая молодая дама и... мой новый знакомый – рыцарь Гарольд.
Женщина была одета в необычное, но видимо, очень дорогое, длинное шёлковое платье, складки которого мягко колыхались, повторяя каждое движение её лёгкого, изящного тела. Смешная, шитая бисером, голубая шёлковая шапочка мирно покоилась на светлых волосах красивой дамы, великолепно подчёркивая цвет её больших светло-голубых глаз.
Гарольд же, несмотря на такую испепеляющую, адскую жару, почти что задыхаясь, «честно мучился» в своих раскалённых рыцарских доспехах, мысленно проклиная сумасшедшую жару (и тут же прося прощения у «милостивого» Господа, которому он так верно и искренне уже столько лет служил)... Горячий пот, сильно раздражая, лился с него градом, и, застилая ему глаза, бессердечно портил быстро убегавшие минуты их очередного «последнего» прощания... По-видимому, рыцарь собрался куда-то очень далеко, потому что лицо его милой дамы было очень печальными, несмотря на то, что она честно, изо всех сил пыталась это скрыть...
– Это в последний раз, ласка моя... Я обещаю тебе, это правда в последний раз, – с трудом выговорил рыцарь, ласково касаясь её нежной щеки.
Разговор я слышала мысленно, но оставалось странное ощущение чужой речи. Я прекрасно понимала слова, и всё же знала, что они говорят на каком-то другом языке.
– Я тебя больше никогда не увижу... – сквозь слёзы прошептала женщина. – Уже никогда...
Мальчонка почему-то никак не реагировал ни на близкий отъезд своего отца, ни на его прощание с мамой. Он спокойно продолжал играть, не обращая никакого внимания на взрослых, как будто это его никак не касалось. Меня это чуточку удивило, но я не решалась ничего спрашивать, а просто наблюдала, что же будет дальше.
– Разве ты не скажешь мне «до свидания»? – обращаясь к нему, спросил рыцарь.
Мальчик, не поднимая глаз, отрицательно покачал головкой.
– Оставь его, он просто на тебя злится... – грустно попросила женщина. – Он тоже тебе верил, что больше не оставишь его одного.
Рыцарь кивнул и, взобравшись на свою огромную лошадь, не оборачиваясь поскакал по узенькой улице, очень скоро скрывшись за первым же поворотом. А красивая дама печально смотрела ему в след, и душа её готова была бежать... ползти... лететь за ним не важно куда, только бы ещё раз хотя бы на миг увидеть, хоть на короткое мгновение услышать!.. Но она знала, что этого не будет, что она останется там, где стоит, и что, по капризной прихоти судьбы, уже не увидит и не обнимет своего Гарольда никогда... По её бледным, в миг осунувшимся, щекам, катились крупные, тяжёлые слёзы и сверкающими каплями исчезали в пыльной земле...
– Господи сохрани его... – горько шептала женщина. – Я никогда его не увижу... уже никогда... помоги ему, Господи...
Она стояла неподвижно, как скорбная мадонна, ничего вокруг не видя и не слыша, а к её ногам жался белокурый малыш, теперь уже обнаживший всю свою печаль и глядевший с тоской туда, где вместо его любимого папы только лишь одиноко белела пустая пыльная дорога.....

Хотя он не участвовал напрямую в уничтожении мирного населения. В связи с этим появился так называемый казус Штрейхера, который представляет собой ответственность за преступления в области пропаганды.

Формирование взглядов

Сын учителя католической школы Штрейхер Юлиус появился на свет в 1885 году. Он был одной из немногих ключевых фигур в нацистской партии, кто был старше Гитлера. Штрейхер был родом из Баварии, где провел всю молодость. На его жизнь, как и на жизнь всех его ровесников, сильно повлияла Первая мировая война. добровольно пошел в армию, где получил несколько наград за свою смелость.

Поражение Германии в войне против Антанты нанесло мощный удар по ее обществу. Штрейхер Юлиус оказался подвержен антисемитским и националистическим настроениям. В мирные годы в Веймарской республике произошел подъем крайне правых политических сил. Бывший учитель оставил свою педагогическую карьеру и начал участвовать в общественной жизни.

Присоединение к нацистам

В 1919 году была создана Социалистическая партия Германии, основателем которой стал Штрейхер Юлиус. Он был умелым организатором, умеющим объединять единомышленников. Его партия отличалась крайне правыми и антисемитскими взглядами. В этом смысле организация Штрейхера походила на группу активистов, которые объединились вокруг молодого Адольфа Гитлера. Его Национал-социалистическая немецкая рабочая партия также начиналась в Баварии.

В 1921 году Гитлер чуть было не растерял всех своих сторонников. Когда он уехал в Берлин, чтобы наладить контакты со столичными единомышленниками, некоторые члены нацистской партии в Мюнхене решили переметнуться к Штрейхеру. В числе перебежчиков был основатель НСДАП Антон Дрекслер. Он обвинил Гитлера в диктаторстве и неумении выслушивать позицию оппонентов.

Приближенный Гитлера

Несмотря на массовый демарш в партии, будущему фюреру удалось восстановить свое положение благодаря ораторскому таланту. Именно тогда он начал тесно сотрудничать с Штрейхером. Между двумя крайне правыми политиками обнаружилось много общего. В конце концов Социалистическая партия Германии влилась в НСДАП, чему в первую очередь способствовал Штрейхер.

Он стал одним из приближенных Гитлера после Пивного путча. Это была неудачная попытка нацистов прийти к власти в Германии в 1923 году. Когда колонна сторонников Гитлера шла по улицам Мюнхена, Штрейхер был в первых ее рядах. Уже в годы фюрер лестно отзывался о преданности своего напарника, проявленной в самый тяжелый момент.

«Штурмовик»

В апреле 1923 года Штрейхер начал издавать собственную газету. Она получила название «Штурмовик». С ней связан казус Штрейхера. В печатном издании появлялись самые радикальные материалы в стране, обвиняющие евреев во многих преступлениях против Германии. Например, в некоторых статьях говорилось о том, что иудеи практикуют ритуальные убийства немецких детей. Также стали популярными обвинения евреев в разных катастрофах (уничтожении дирижабля «Гинденбург», терактах и т. д.).

Антисемитские настроения, которые раздувались в «Штурмовике», находили отклик среди обычного немецкого населения. Но пока существовала демократическая власть у Штрейхера периодически возникали проблемы. Так в 20-е годы его увольняли из школы за крайне правые выступления перед учениками. Синдром Штрейхера заключается в том, что этот пропагандист заставлял окружающих поверить в то, что во всех бедах виноваты евреи и другие враги народа. Его деятельность стала одной из причин холокоста, который развернулся в Третьем рейхе.

Гауляйтер

Еще до прихода к власти нацистская партия организовала свою структуру, просуществовавшую до конца войны. Были созданы должности гауляйтеров. Это были руководители партийных ячеек на областном уровне. В 1925 году Штрейхер стал гауляйтером Нюрнберга, а в 1929 году - гауляйтером Франконии. Также он стал одним из высших руководителей штурмовых отрядов.

В качестве гауляйтера Штрейхер стал знаменит за счет своего зверского отношения к заключенным и представителям национальных меньшинств. Все это происходило уже в то время, когда нацистская партия была единственной партией в стране. Благодаря своему невыносимому характеру Штрейхер много конфликтовал с другими высшими функционерами НСДАП.

Самой длительной стала его ссора с Герингом. Штрейхер публично высмеивал своего оппонента на страницах «Штурмовика». Некоторое время это сходило ему с рук. В то же время другие лидеры нацистов также не любили редактора газеты из-за его корыстолюбия и коррумпированности. В 1940 году была проведена финансовая проверка всей публицистической деятельности Штрейхера. Были обнаружены многочисленные нарушения. Тогда же он был уволен со всех партийных постов, потому что в НСДАП считали, что его поведение наносит большой вред репутации партии.

Антисемитизм Штрейхера

Тем не менее казус Штрейхера - это еще и его доверительные отношения с Гитлером. Возможно, именно благодаря старой дружбе с фюрером главред «Штурмовика» не подвергся никаким репрессиям. В годы войны он сосредоточился на работе над газетой. В это время у него было много материалов для публикации. В Германии полным ходом шел холокост. Евреев под надуманными предлогами отправляли в концентрационные лагеря, где использовали их как бесплатную рабочую силу. Когда союзники оказались на границе рейха, от иудеев начали массово избавляться, используя газовые камеры, расстрелы и другие способы казни.

Те бесчинства, которые происходили в Германии по отношению к евреям и другим неугодным, стали результатом тотальной пропаганды, частью которой был казус Штрейхера. Что это и как сильно было его влияние на умы современников, продолжают изучать историки.

В Нюрнберге

Штрейхер продолжал жить в Баварии. В мае 1945 года он был арестован американцами, когда уже вся Германия оказалась захваченной союзниками. Пропагандиста ждал Нюрнбергский трибунал, где судили главных нацистских преступников. Многие из них кончали жизнь самоубийством, понимая, что война проиграна. Некоторые резали себе вены или вешались уже за решеткой во время следствия.

Штрейхер этого не делал. Его обвинили в подстрекательствах к убийствам еврейского населения. Это было преступление против человечности. В числе тех, кого приговорили к смертной казни, был и Юлиус Штрейхер. Нюрнберг являлся столицей Франконии, где он когда-то был гауляйтером.

Смертников казнили через повешение. Не стал исключением и Юлиус Штрейхер. Последние слова преступника были «Хайль Гитлер!». Об этом свидетельствовал палач, который приводил в исполнение приговор.

Юлиус Штрейхер родился 12 февраля 1885 года в баварском городе Флейнхаузен. Работал школьным учителем в Нюрнберге, во время Первой мировой войны дослужился до лейтенанта, а по ее окончанию стал активным участником правого движения. В 1919 году он вступил в ряды антисемитской Немецкой федерации по защите и обороне Германии. Вскоре Штрейхер основал в Нюрнберге отделение Социалистической партии Германии (СПГ), весь идеологический фундамент которой держался на ненависти к евреям и коммунистам — именно они, по мнению нацистов, были виноваты в поражении Германии.

В 1921 году Штрейхер встретил человека, который ненавидел евреев так же безумно, как и он — Адольфа Гитлера. Он приехал в Мюнхен и был восхищен речью руководителя Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП). «Этот человек говорил как посланник небес…», — вспоминал свои впечатления Штрейхер. В октябре 1922 года он вступил в НСДАП и уговорил поступить так же многих своих товарищей, тем самым почти вдвое увеличив количество членов партии Гитлера.

Штрейхер и Гитлер в Нюрнберге, 1923 год

В 1923 году Штрейхер начал издавать еженедельную газету Der Stürmer («Штурмовик»), в которой размещались антисемитские статьи, обвинения евреев в ритуальных убийствах, расистские карикатуры, а также письма читателей с жалобами на евреев (большую часть которых придумывал сам Штрейхер). Газета никогда не была официальным рупором нацистской партии, однако с приходом Гитлера к власти имела тираж почти в полмиллиона экземпляров и вывешивалась на специальных стендах по всей Германии.

Во время Пивного путча в ноябре 1923 года Штрейхер шествовал вместе с Гитлером в первых рядах. Когда на Одеонсплац путь нацистам преградили наряды полиции, раздались выстрелы. Существует мнение, что первым стрелял именно Штрейхер. Ответ не заставил себя ждать: 16 демонстрантов были убиты. Гитлер при первых залпах упал ничком. Впоследствии он вспоминал: «В тот день, когда он (Штрейхер) лежал рядом со мной на мостовой… я поклялся, что не брошу его, пока он не бросит меня».

Немцы за чтением «Штурмовика»

Свое обещание Гитлер действительно выполнил. Он последовательно помогал Штрейхеру подниматься по карьерной лестнице: в 1929 году он стал гауляйтером объединенной Франконии и был избран в баварский парламент от нацистской партии, в 1933 году получил депутатское место в Рейхстаге, а в следующем году приобрел звание группенфюрера СС.

Чем больше Штрейхер получал власти, тем вызывающе скандальным и разнузданным становилось его поведение. На прогулку по Нюрнбергу он мог захватить с собой тяжелый хлыст и избить любого, кто ему не нравился. Или внезапно прийти в Нюрнбергскую тюрьму и начать пытать заключенных. Он получал настоящее удовольствие от насилия, особенно если жертва была беззащитной. Слава о зверствах гауляйтера гремела на всю Франконию. Не было секретом, что Штрейхер обожает порнографию, постоянно меняет любовниц и вымогает деньги у их мужей. Он сделал огромное состояние на том, что спекулировал на отобранном у евреев имуществе. А в 1938 году пропагандист нашел новый способ зарабатывать на ненависти — издания для детей. Он начал выпускать книжку с цветными картинками под названием «Поганки». В ней рассказывалось, что евреи подобны ядовитым грибам. Она призывала «арийских» мальчиков и девочек держаться от них подальше и, по возможности, выкорчевать с корнем.

Штрейхер (в центре) вместе с Герингом и Геббельсом

Многие представители высших нацистских чинов считали, что фигура Штрейхера бросает тень на политику партии. Его темнота и распущенность пугали даже тех, кто сам проповедовал варварство. Так, Герман Геринг запрещал своим сотрудникам читать «Штурмовик», а Иозеф Геббельс в 1938 году и вовсе попытался прекратить выпуск газеты.

Однако Гитлер оставался на стороне Штрейхера. Моральные качества гауляйтера его не интересовали. Главное — он несет нацистскую идеологию в массы. Человек из низов, по мнению фюрера, должен был получать информацию о «еврейской угрозе» в простой и понятной форме. И «Штурмовик» с этой задачей эффективно справлялся. Кроме того, газета выражала подлинные мысли Гитлера, которые ему иногда приходилось скрывать ввиду политической игры. Например, в мае 1939 года, то есть всего за несколько месяцев до подписания пакта Молотова — Риббентропа, в «Штурмовике» вышла заглавная статья, гласившая: «В большевистской России должна быть проведена карательная экспедиция против евреев. Советских евреев постигнет судьба всех преступников и убийц — немедленная расправа и смерть. Тогда весь мир увидит, что конец евреев — это конец большевизма».

Юлиус Штрейхер, 1935 год

На политической карьере Штрейхера был поставлен крест после того, как он поссорился с Германом Герингом. В своей газете он назвал дочь Рейхсминистра авиации Германии «плодом искусственного оплодотворения». Геринг долго точил зуб на Штрейхера, пока в 1940 году не убедил фюрера провести проверку деятельности редактора Der Stürmer, в ходе которой вскрылись махинации гауляйтера с недвижимостью евреев, захваченной в ходе «Хрустальной ночи». Штрейхер был снят со всех должностей и лишен права проживать в Нюрнберге. За ним осталась только его газета. До 1945 года он продолжал быть редактором и издателем «Штурмовика», ни один свежий номер которой не пропускал Адольф Гитлер.

Через несколько недель после окончания Второй мировой войны Штрейхер был опознан американскими военными в австрийском Вайдринге и немедленно арестован. На Нюрнбергском процессе ему предъявили обвинения в «публичном подстрекательстве к убийствам и истреблению евреев». В обвинительном заключении было сказано, что пропаганда являлась инструментом «психологической подготовки к политическим акциям и военной агрессии» нацистов. Главный обвинитель от СССР на Нюрнбергском процессе Роман Руденко заявил: «Штрейхера можно считать подлинным «духовным отцом» тех, кто разрывал надвое детей в Треблинке. Без «Штюрмера» и ее хозяина германский фашизм не смог бы так быстро воспитать те массовые кадры убийц, которые непосредственно осуществляли преступные планы Гитлера и его клики: уничтожение более шести миллионов евреев Европы». Штрейхер отрицал все обвинения в свой адрес. «Речи и статьи, которые я писал, — говорил он, — означали информирование публики… Я не намеревался агитировать или разжигать, но просвещать».

Штрейхер во время Нюрнбергского процесса

В Нюрнберге Штрейхера, назвавшего процесс «триумфом мирового еврейства», подвергли психиатрической экспертизе. Ничего, кроме патологического антисемитизма, выявлено не было — врачи признали его вменяемым.16 октября 1946 года он был казнен.

Судебные процессы над нацистскими преступниками подтвердили особую роль, которую пропаганда, обращаясь к самым низменным человеческим инстинктам, играла в возбуждении ненависти к «врагам арийской расы» и подстрекательствам к их тотальному уничтожению. Судебные преследования пропагандистов за «преступления против человечности» стали прецедентом, на который международные органы и суды опираются до сих пор.

Тем временем злосчастный доктор Маркс, назначенный - против своей воли! - защитником Штрейхера, оказался объектом злобных нападок со стороны газетчиков. Его адвокатская контора регулярно подвергалась обыскам, а сам он постоянно пребывал под "дамокловым мечом" внезапного ареста без предъявления обвинения и тюремного заключения на неопределенный срок. Из соображений собственной безопасности доктору Марксу приходилось даже - насколько это можно было делать адвокату, не нарушая правил приличия! - всячески отмежевываться от своего подзащитного, доставлявшего ему одни беспокойства. Опасения адвоката вовсе не были лишены оснований - один из защитников другого подсудимого, бывшего имперского министра и протектора Богемии и Моравии Константина барона фон Нейрата, был именно подобным образом подвергнут аресту среди бела дня и тюремному заключению в течение шести недель без предъявления какого-либо обвинения. К тому же адвокатам защиты не было дозволено подвергать сомнению юрисдикцию трибунала или непредвзятость судей.

Julius Streicher (Юлиус Штрейхер), в пяти частях

Штрейхер прокомментировал это следующей дневниковой записью: "Право обвиняемого дать отвод судье по причине недостаточной беспристрастности последнего соответствует общепринятой судебной практике. И в самом деле - что это будет за суд, если, например, судья окажется родственником представителя противной стороны? В этом показательном суде над побежденными победители являются одновременно и обвинителями, и судьями, поэтому они просто не могут быть беспристрастными, что и очевидно, и неизбежно. Прекрасно отдавая себе в этом отчет, они заранее установили соответствующее правило, изначально лишающее обвиняемых возможности оспаривать справедливость отправляемого "правосудия". Вот в чем состоит смысл всего этого фарса!" - продолжал яснее ясно излагать свои мысли на бумаге бывший гаулейтер - "Данный процесс не сулит ничего хорошего обвиняемым, поскольку правосудие в этом случае слепо и пристрастно; перед судом была поставлена задача придать несправедливости видимость законности, скрыть произвол, творимый им под личиной отправления правосудия".
Так, например, Штрейхер ходатайствовал перед судом о вызове в качестве свидетеля бывшего шефа нюрнбергской полиции, обергруппенфюрера СА Оберница. Он просил у суда дозволить Оберницу дать свидетельские показания касательно конфликта, происшедшего между ними в ноябре 1938 года, когда Штрейхер пытался отмежеваться от разрушения Нюрнбергской синагоги в ходе событий, последовавших за "Имперской Хрустальной ночью" (впоследствии ему удалось оправдать это требованиями архитектурного плана перестройки города). Но суд отклонил просьбу о вызове этого свидетеля.
Характерно, что прибывший в Нюрнберг 26 ноября 1945 года из Москвы кровавый прокурор сталинских "показательных процессов" Андрей "Ягуарьевич" Вышинский (тот самый Вышинский, который, в свою бытность судейским чиновником Временного правительства, подписал в июле 1917 года приказ об аресте В.И. Ульянова-Ленина и Г.Е. Апфельбаума-Радомысльского-Зиновьева, вследствие чего им и пришлось скрываться в Разливе!) на торжественном ужине в "Гранд-Отеле", данном в его честь западными союзниками, подняв бокал, во всеуслышание заявил: "За обвиняемых! Чтобы их путь из суда вел прямиком в могилу!".
В довершение ко всему, трибунал стремился подавить в зародыше любые попытки заключенных поднять вопрос об условиях их содержания в тюрьме. Когда Штрейхер однажды попытался выступить против практиковавшихся во время допросов таких "мер воздействия", как избиения допрашиваемых, что нередко приводило к физическим увечьям (у самого Штрейхера было, например, серьезно повреждено колено) и направил по этому поводу официальный протест на имя судьи Джексона, судья распорядился уничтожить эту бумагу и даже не вносить ее в реестр проходящих документов.
По воспоминаниям уцелевших после процесса обвиняемых, приговоренных к различным срокам тюремного заключения, царившее в те дни повсеместное настроение можно было охарактеризовать одним единственным словом - прямо-таки ветхозаветная жажда мести. Око за око, зуб за зуб, смерть за смерть! Атмосферу тех дней наглядно характеризовало письмо, полученное судьей Джексоном от богатого нью-йоркского предпринимателя Эрнеста Шенфельда и содержавшее, в частности, следующие строки: "Если это представится возможным, то моим страстным желанием было бы, в случае и после вынесения смертного приговора Юлиусу Штрейхеру, не только присутствовать при его казни, но и принять личное непосредственное участие в приведении приговора в исполнение". Автор письма выражал готовность взять на себя все транспортные расходы и даже - сверх того! - предлагал судье Джексону крупную денежную сумму в знак "персональной благодарности" от себя лично.
Одержимый своей юдофобией Штрейхер с самого начала неустанно повторял, что этот процесс олицетворяет собой "триумф мирового иудейства". Он был твердо убежден в том, что "умрет, как мученик" - именно потому, что "всегда вел непримиримую борьбу с иудеями". Но фактом по-прежнему оставалось то, что ему не было никакой нужды оправдываться в причастности к актам массового уничтожения евреев, ибо, начиная с 1939 года, он попросту уже не занимал никаких официальных должностей в Третьем рейхе. Поэтому психоаналитик доктор Гильберт, обследовавший "умственно-психологическое состояние" каждого из обвиняемых, предрекал, что защита Штрейхера будет основываться на "причудливых" ссылках на некие "духовные прозрения", "мировой сионизм", "учение Талмуда", и что на эти доводы "вряд ли стоит отвечать серьезными контраргументами".
В то же время доктор Гильберт всерьез предлагал выдвинуть против Штрейхера, к примеру, обвинение в "предательстве германской молодежи" - не в последнюю очередь, потому, что один из обвиняемых, бывший глава молодежной организации НСДАП - "Гитлеровской молодежи" ("Гитлерюгенд") и гаулейтер Вены Бальдур фон Ширах заявил на суде, что во всплеске антисемитизма в Германии, в разжигании которого обвинялся в первую очередь издаваемый Штрейхером еженедельник "Дер Штюрмер", в действительности была гораздо больше повинна книга американского "автомобильного короля" Генри Форда Старшего "Вечный жид" (известная также под названием "Иуда сквозь эпохи", а в русском переводе как "Международное еврейство"), издававшаяся многомиллионными тиражами по всему миру (кроме единственных в описываемое время "политкорректных" стран - СССР и Монгольской Народной Республики). Между тем, Генри Форд Старший на момент Нюрнбергского процесса был еще жив, вполне здоров, а скандальное судебное разбирательство по поводу его юдофобской книги было еще впереди. Судья Паркер подчеркивал, что "Штрейхер вообще не имеет никакого отношения ни к заговору" (с целью захвата Европы и мира, как гласил один из главных пунктов обвинения - В.А.), "ни вообще к какому бы то ни было планированию".
Тем не менее, все судьи были едины в стремлении повесить Юлиуса Штрейхера во что бы то ни стало - причем все равно, за что. Лишь бы повесить. Но, поскольку для этого необходимо было все же вынести по пунктам конкретный приговор с указанием вины, за которую бывший гаулейтер Франконии будет отправлен на виселицу, между представителями обвинения постоянно возникали серьезные разногласия. Предлагалось, например, признавать подсудимых виновными и определять тяжесть их вины и суровость приговора в соответствии с положением и должностями, занимаемыми теми в прошлом. Так, советский обвинитель Волчков заявил, что "Штрейхер был близко связан с Гитлером лично" - это представлялось ему достаточно веской причиной для отправки экс-гаулейтера на виселицу. На это судья Биддл возразил, что ему кажется нелепым считать какого-то "мелкого ненавистника евреев заговорщиком" на основании лишь того, что он был личным другом Гитлера, или гаулейтером, или нацистом. Тем не менее, в конце концов, Штрейхер был признан виновным по пунктам 1 и 4 и приговорен к повешению вместе с Герингом, фон Риббентропом, Кейтелем, Кальтенбруннером, Борманом (приговоренным к смерти заочно), Розенбергом, Йодлем, Франком, Фриком, Заукелем и Зейсс-Инквартом.
Совершенно спокойно выслушав вынесенный ему приговор, Юлиус Штрейхер твердо и наотрез отказался ходатайствовать перед судом о помиловании. Видимо, в наказание за очередное проявление "строптивости", выразившееся на этот раз в категорическом отказе от подачи апелляции, тюремщики отнеслись к нему наименее снисходительно, по сравнению со всеми другими приговоренными. Его старший сын, бывший офицер "Люфтваффе" (Военно-Воздушных Сил Третьего Рейха), и жена Штрейхера Адель были допущены на последнее свидание с приговоренным перед казнью всего лишь на сорок пять минут. В одной из своих последних бесед Штрейхер, между прочим, упомянул о своем заклятом враге - шефе Нюрнбергской полиции Бенно Мартине, который пытался уйти от ответственности, утверждая, что в действительности являлся глубоко законспирированным участником антигитлеровского Сопротивления. "Да если бы я лишь раскрыл рот по поводу Мартина", - многозначительно намекнул Штрейхер, - ему тоже пришлось бы совершить "прыжок в высоту".
"Франкенфюрер" подчеркнул, что первоначально обдумывал возможность самоубийства, однако затем отказался от этой мысли, решив, что гораздо важнее заявить на суде о том, почему он так настойчиво боролся против иудеев. Он до самого конца так и не изменил своего мнения о них в лучшую сторону, и менее всего - здесь, во время Нюрнбергского процесса, который от начала до конца считал окончательным подтверждением всего того, что он всегда думал и говорил об иудеях.
При прощании с сыном, Штрейхер заверил его, что даже у подножия виселицы не преминет еще раз публично присягнуть на верность Адольфу Гитлеру, а напоследок убежденно произнес: "Геринг, Кейтель и Йодль - все они умрут также достойно, как и подобает мужчинам!".
Как известно, имперскому маршалу Герману Герингу удалось избежать позорной смерти в петле, приняв яд, тайно переданный ему в камеру неизвестно кем. Встревоженные самоубийством главного обвиняемого, генералы-члены Четырехсторонней комиссии по приведению казни в исполнение - приказали тюремщикам завернуть всем осужденным, остававшимся пока что в живых, руки за спину и сковать их в таком положении стальными наручниками. Наручники было приказано расстегнуть и снять их с осужденных лишь после прибытия на место казни, после чего немедленно заменить их прочными шелковыми шнурками, которые предполагалось развязать лишь за считанные секунды перед тем, как опора уйдет из-под ног стоящего под виселицей осужденного и веревочная петля затянется у него на шее.
Десятерых осужденных доставили из камеры смертников в помещение для казни по одному, неся их с четырех сторон за руки и за ноги лицом вниз. При этом американские палачи, по воспоминаниям очевидцев, проявили гораздо большую нервозность, чем те, кого они собирались казнить. Избежавший виселицы фельдмаршал Мильх (наполовину еврей) записал в своем дневнике "по свежим следам", через несколько часов после казни: "Каждый из них принял свою смерть очень храбро. Один "ами" сказал о них: "У них в жилах лед вместо крови".
Последними словами осужденного Йоахима фон Риббентропа были: "Да хранит Господь Германию, и да будет Он милостив к моей душе. Мое последнее желание - объединенная Германия, взаимопонимание между Востоком и Западом и мир во всем мире".
Фельдмаршал Кейтель сказал перед смертью: "Более двух миллионов германских солдат умерли за свое Отечество. Теперь и я отправляюсь вслед за ними и за моими сыновьями, отдавшими все за Германию!".
Заукель произнес: "Я умираю невиновным. Да хранит Господь Германию и да возвратит Он ей былое величие!".
Йодль был краток: "Приветствую тебя, моя Германия!".
Осужденные Фрик и Розенберг взошли на виселицу безропотно и встретили смерть в полном молчании.
Ганс Франк нашел в себе мужество для тонкой издевки, ограничившись выражением благодарности за ту доброту, с которой с ним обращались тюремные надзиратели.
Зейсс-Инкварт, как бывший юрист, был более многословен: "Надеюсь, эта казнь явится финальным актом в трагедии под названием "Вторая мировая война", и люди извлекут из этого примера должный урок для того, чтобы восстановить истинное взаимопонимание между всеми народами. Я верю в Германию!".
Фрик громко и отчетливо выкрикнул: "Да здравствует вечная Германия!".
(Странным образом, те же самые слова произнес перед казнью руководитель заговора высшего военного руководства германского вермахта против Гитлера, полковник Клаус Шенк граф фон Штауффенберг, казненный после подавления генеральского путча в Берлине вечером 20 июля 1944 года).
Штрейхер, у которого было сильно повреждено колено, очень беспокоился, сможет ли он подняться по ступенькам лестницы к виселице такой же твердой поступью и без посторонней помощи, как обещал это при прощании с женой и сыном. В ту последнюю встречу он даже сказал им, что специально тренируется для этого случая ходить без трости. В последний раз "франкенфюрер" совершил эти свои ежедневные упражнения накануне казни. Казнь состоялась (как пишет известный британский историк Дэвид Ирвинг, "по причудливой иронии судьбы") 16 октября (в тринадцатый день двенадцатого месяца Адара) 1946 года, в день "веселого праздника Пурим" - одного из главных священных дней по иудейскому календарю, напоминающий о расправе иудеев со своим главным недоброжелателем Аманом, а заодно - с его десятью сыновьями и с 75 000 "зложелателями", "мыслящими недоброе об иудеях", "во дни" правления древнеперсидского царя Артаксеркса. Как известно из Книги Есфири, Аман и его десять сыновей были именно повешены (по ветхозаветному слову: "Проклят всяк висящий на древе"). С большим трудом, скрывая боль в колене, Юлиус Штрейхер поднялся по ступеням виселицы в сопровождении священника.
"Хайль Гитлер!" выкрикнул Штрейхер, стоя под виселицей. - "Нынче у нас тут веселый иудейский праздник! Но все же это мой Пурим, а не ваш! Настанет день, когда большевики перевешают многих из вас, очень многих! А я ухожу - к Богу!".
Палачи поспешили надеть Штрейхеру на голову черный мешок, но прежде чем люк успел уйти у него из-под ног, гауляйтер успел выкрикнуть: "Адель, моя любимая жена!".
Всех осужденных повесили на длинных веревках, так что их шейные позвонки сломались под тяжестью тел, и смерть наступила достаточно быстро. А вот Юлиусу Штрейхеру было предназначено умереть от удушья, и потому его повесили на очень короткой веревке, что сделало смерть осужденного особенно мучительной.
Об этом заключительном эпизоде жизни и карьеры "франкенфюрера" автору, тогда еще молодому студенту-выпускнику, рассказывала Татьяна Григорьевна Ступникова, участвовавшая в Нюрнбергском процессе в качестве переводчицы, ставшая, волей судьбы, свидетельницей последних минут земного существования осужденных, и описавшая свои впечатления от процесса в книге воспоминаний "Ничего кроме правды", вышедшей впервые только в начале нынешнего, XXI, века.
После казни трупы осужденных были сфотографированы сначала в одежде, а затем - раздетыми донага. Затем тела уложили в гробы и вывезли из Нюрнберга в бывший германский концентрационный лагерь Дахау, превращенный, после капитуляции Третьего рейха, в лагерь американский. Там трупы были кремированы, а пепел казненных высыпан в реку Изар.
Между прочим, один из предприимчивых американских офицеров поспешил сделать на этом "событии века" свой маленький бизнес. Он договорился с местной типографией об изготовлении серии сувенирных почтовых конвертов с напечатанной на них эмблемой Международного военного трибунала, наклеенной негашеной почтовой маркой с видом Нюрнберга и списком имен всех повешенных, причем имя Геринга было напечатано на этих конвертах (то ли по ошибке, то ли сознательно - с целью придания конвертам дополнительной ценности, как филателистическому раритету) не с пометкой "казнен", а с пометкой "совершил самоубийство" (что, конечно, соответствовало длействительности).
Вот к какому печальному (хотя и закономерному) вполне добропорядочного, на первый взгляд, немецкого бюргера привел усвоенный им с юности, под влиянием неправильного воспитания в духе нетерпимости и ненависти к инородцам и инаковерцам, антисемитизм, который (несколько перефразируя высказывание великого гуманиста Томаса Манна об антикоммунизме), можно с полным правом назвать "главной глупостью ХХ столетия".

Здесь конец и Богу нашему слава!

Юлиус Штрейхер появился на свет 12 февраля 1885 года в семье учителя сельской школы во франконской деревушке Флейнгаузен, близ старинного германского города Аугсбурга. С началом Великой войны (Первой Мировой) в 1914 году он ушел добровольцем на фронт, был награжден за храбрость и отвагу Железными Крестами II и I степеней, всеми тремя степенями медали "За отвагу" и рядом других боевых наград Германской империи.

Вернувшись с войны и переосмыслив ее причины и подоплеки, Штрейхер, основал в 1919 году в Нюрнберге "Немецкую социальную партию", влившуюся под его руководством в 1921 году в состав Национал-социалистической германской рабочей партии (НСДАП). Присоединившись к Адольфу Гитлеру, он принял участие в мюнхенском восстании 8-9 ноября 1923 года, направленном против социал-демократического берлинского правительства "ноябрьских преступников".

После подавления путча, Юлиус Штрейхер был осужден вместе с Гитлером и другими участниками, и приговорен к заключению в тюрьме Ландсберг. После выхода на свободу Штрейхеру было запрещено заниматься преподаванием в учебных заведениях (в Германии еще и по сей день действует этот закон лишающий провинившегося возможности заработать себе на жизнь, - "запрет на работу по профессии").

В период запрета НСДАП Юлиус Штрейхер руководил пришедшей на смену этой партии, в качестве правопреемницы, организацией "Великогерманское Народное сообщество". В качестве делегата от этой организации Штрейхер был в 1924 году избран в баварский ландтаг, депутатом которого он неизменно избирался до 1932 года, что говорит о его большой популярности среди избирателей.

В 1928 году ветеран войны и мюнхенского восстания стал гаулейтером (национал-социалистическим "секретарем обкома") Франконии (исторической области Германии), получив именно на этом партийном посту свое знаменитое прозвище "вождя франков" ("франкенфюрера").

Это прозвище расценивалось самим Штрейхером как весьма лестное для него и как бы ставило бывшего скромного учителя-фронтовика в один ряд с легендарными франкскими королями.

Юлиус Штрейхер, начиная с 1923 года приступил также к изданию малоформатного, но уже многотиражного еженедельника "Дер Штюрмер" ("Штурмовик"), который политические противника Штрейхера - либералы и коммунисты, стали клеймить уже не просто "погромным и антисемитским", но вдобавок и "порнографическим" листком.
Вообще же в основе публикаций в "Штюрмере", по глубочайшему убеждению противников Штрейхера, лежал "беззастенчивый и патологический антисемитизм", причем общий собирательный портрет "иудея", представавшего со страниц еженедельника перед аудиторией, "щедро приправлялся такими кровавыми наветами, как обвинение иудеев в ритуальных убийствах христианских младенцев", а также утверждениями о подчинении всемирного масонства "невидимому высшему руководству", состоящему также из иудеев, и другими обвинениями.

Вот за эту-то свою печатно- агитационную деятельность, направленную против мировой иудейской власти, Штрейхер и был после окончания "Европейской Гражданской войны" 1939-1945 годов заключен западными "союзниками" сначала в тюрьму, а затем и в лагерь Мондорф.

Однако, даже заклятый враг Штрейхера - Бенно Мартин, высший руководитель СС и полиции Нюрнберга - вынужден был признать в ходе проведенного следственными органами союзников дознания, что Штрейхер выступал против "Имперской хрустальной ночи" 9 ноября 1938 года. Свое отрицательное отношение к "Хрустальной ночи" Юлиус Штрейхер обосновывал своим глубоким убеждением в том, что в долгосрочной перспективе допущенные в Германии по отношению к иудеям беззакония и произвол пойдут на пользу тем же иудеям.

Тем не менее, Юлиус Штрейхер очень скоро превратился во "врага №1" всего организованного "международного иудейского сообщества" (по его же собственному выражению). Между тем, заветной мечтой "франкенфюрера", по его же собственным словам, было вовсе не поголовное истребление еврейского населения Германии. Штрейхер хотел лишь дожить до того дня, когда все иудеи будут, в конце концов, изгнаны за пределы дорогого ему Фатерланда. Он утверждал, что даже многие из аккредитованных в Германии зарубежных дипломатов мысленно аплодируют его активной антисемитской деятельности.
В середине тридцатых годов, уже при Третьем рейхе, впавший в немилость у "властей предержащих" (чем он был обязан, в первую очередь, Герману Герингу) Штрейхер удалился на свою ферму Плайкерсгоф, расположенную в его родной Франконии. На клочке земли, купленной на собственные деньги, Штрейхер построил там ферму с коровником, где и прожил всю войну, не поддерживая никаких контактов с какими бы то ни было властными структурами национал-социалистического режима.

И вот настал тот день, когда бывший гаулейтер Франконии и издатель еженедельника "Дер Штюрмер" Юлиус Штрейхер, начал свой крестный путь на Голгофу. Он был арестован офицером американских оккупационных войск, майором Генри Блиттом, прибывшим за ним "по наводке" 22 мая 1945 года в крестьянский дом в Вайдбруке. Майор Блитт препроводил "франкенфюрера" в тюрьму Зальцбурга, где бравые вояки дяди Сэма сразу же заковали арестованного в наручники, которые ни разу не снимали с него в течение последующих пяти дней.

23 мая Штрейхера, все еще закованного в наручники и одетого только в нижнюю рубашку и кальсоны, перевезли в тюрьму баварского города Фрейзинг, где он был заключен в карцер. В карцере не имелось не только окон, но и кровати и даже стула, так что спать заключенному приходилось на холодном каменном полу. Несколько дней спустя, после перевода в тюрьму города Висбадена, заключенный Штрейхер записал в своем тюремном дневнике, что во фрейзингской тюрьме "ами" (американцы) два-три раза в день ставили его "к стенке" с поднятыми над головой руками, скованными наручниками, после чего чернокожий рядовой, а чаще - белый офицер военной полиции США хлестал заключенного кожаной плетью по половым органам. Как только Штрейхер пытался опустить руки, чтобы прикрыть гениталии от ударов плети, ему немедленно наносился удар прямо в пах ногой, обутой в тяжелый армейский ботинок. В результате не только гениталии, но и вся промежность заключенного Штрейхера постоянно пребывали в страшно распухшем состоянии.
После очередного избиения белый офицер военной полиции удалялся, и наступал черед рядового состава доблестной армии США. Рядовые (почему-то именно негры) в течение дня неоднократно заставляли заключенного Штрейхера открывать рот, чтобы плюнуть ему туда. Если заключенный отказывался открыть рот, американцы насильно разжимали ему челюсти деревянной палкой, и все-таки плевали Штрейхеру в рот. Кроме того, тюремщики заставляли заключенного гаулейтера пить из "параши". Если он отказывался пить из "параши", его избивали кожаной плетью.
Питаться узника заставляли исключительно протухшими объедками и картофельной шелухой. Когда же Штрейхер однажды дерзнул отказаться употребить в пищу какие-то совершенно сгнившие помои, принесенные ему "на обед", чернокожие тюремщики повалили заключенного на пол и заставили лизать свои армейские ботинки.

Наконец, 26 мая ему приказали готовиться к поездке в Висбаден. В висбаденской тюрьме Штрейхеру впервые с момент ареста начали оказывать медицинскую помощь.

Многие из товарищей "франкенфюрера" по несчастью отметили в "лагерных" дневниках свое неподдельное восхищение поведением Штрейхера, упорно не желавшего сгибаться под бременем столь драматических для заключенных обстоятельств. Когда их перевозили на грузовиках из "лагеря" Мондорф через всю южную Германию в Нюрнбергскую тюрьму, последний правитель Третьего рейха, гросс-адмирал Карл Дениц, сказал Штрейхеру: "За Вашу судьбу я спокоен. Меня волнует другое - как смогут пройти через все это все остальные!?".
Особенно удручало по-прежнему одержимого "еврейской темой" бывшего гаулейтера Франконии непропорционально большой, по его мнению, процент иудеев среди тех, кто допрашивал заключенных.
"Среди англичан нет ни одного иудея. У американцев же сплошь одни иудеи...и только один у русских".
"Два раза в день по коридору проходит женщина в мундире лейтенанта (иудейка) и с довольной ухмылкой заглядывает в дверной глазок моей камеры, как бы говоря: "Здесь он, здесь...Уж теперь-то он никуда от нас не денется!".
Для союзников имело значение, прежде всего, то, что Штрейхер являлся в их глазах "профессиональным антисемитом", но они старались в своих гневных филиппиках уделять не меньшее значение его репутации "любителя порнографии".
Однако с выработкой конкретной формулировки обвинения против подсудимого Штрейхера у обвинителей возникали большие затруднения. Ведь он, хотя и публиковал в своих изданиях порой и вздорные обвинения иудеев во всех смертных грехах, сам никого своими руками не убил (по крайней мере, после окончания Первой мировой войны в 1918 году), не подписал ни одного смертного приговора, не участвовал ни в пресловутой конференции в Ваннзее по "окончательному решению иудейского вопроса", ни в депортации иудеев на Восток...
Несмотря на физические издевательства и тяжелые психологические условия заключения, бывший гаулейтер Франконии по-прежнему живо реагировал на все происходящее, занося в свой дневник соответствуюшие записи.

И вот Нюрнбергский процесс начался. В свой первый день в суде Юлиус Штрейхер видел и воспринимал все происходящее совершенно отличным от своих товарищей по заключению образом. Для него это было последней возможностью "скрестить мечи с иудеями".
Подобно рейхсмаршалу Герману Герингу, Штрейхер не питал ни малейших иллюзий по поводу исхода процесса лично для себя, считая смертный приговор себе заранее предрешенным. Об этом свидетельствует, в частности, следующая дневниковая запись Штрейхера, сделанная в день открытия процесса: "Для тех, кто еще не совсем ослеп, не может быть ни малейшего сомнения в том, что в зале суда гораздо больше иудеев и полу-иудеев, чем неиудеев. Три четверти всех журналистов, почти все переводчики, стенографисты - как мужчины, так и женщины - а также все остальные помощники - бесспорно, иудейского происхождения. Как презрительно и самодовольно ухмыляются они, глядя на нас, ведь мы - обвиняемые и сидим на скамье подсудимых... На их лицах так и читается глумливая фраза: Ну, теперь-то вся их шайка, и даже Штрейхер, у нас в руках!".

По воспоминаниям уцелевших после процесса обвиняемых, приговоренных к различным срокам тюремного заключения, царившее в те дни повсеместное настроение можно было охарактеризовать одним единственным словом - прямо-таки ветхозаветная жажда мести. Атмосферу тех дней наглядно характеризовало письмо, полученное судьей Джексоном от богатого нью-йоркского предпринимателя-иудея Эрнеста Шенфельда и содержавшее, в частности, следующие строки: "Если это представится возможным, то моим страстным желанием было бы, в случае и после вынесения смертного приговора Юлиусу Штрейхеру, не только присутствовать при его казни, но и принять личное непосредственное участие в приведении приговора в исполнение".

Юлиус Штрейхер с самого начала неустанно повторял, что это судилище олицетворяет собой "триумф мирового иудейства".
Все судьи были едины в стремлении повесить Юлиуса Штрейхера во что бы то ни стало - причем все равно, за что. Лишь бы повесить.
Совершенно спокойно выслушав вынесенный ему приговор, Юлиус Штрейхер твердо и наотрез отказался ходатайствовать перед судом о помиловании.
"Франкенфюрер" подчеркнул, что первоначально обдумывал возможность самоубийства, однако затем отказался от этой мысли, решив, что гораздо важнее заявить на суде о том, почему он так настойчиво боролся против иудеев. Он до самого конца так и не изменил своего мнения о них в лучшую сторону, и менее всего - здесь, во время этого оккупационного и отвратительного судилища, который от начала до конца является наглядным подтверждением всего того, что он всегда думал и говорил об иудеях.

При прощании с сыном, Штрейхер заверил его, что даже у подножия виселицы останется верен Адольфу Гитлеру и идеям национального социализма, а напоследок убежденно произнес: "Геринг, Кейтель и Йодль - все они умрут также достойно, как и подобает мужчинам!"

Десятерых осужденных доставили из камеры смертников в помещение для казни по одному, неся их с четырех сторон за руки и за ноги лицом вниз. При этом американские палачи, по воспоминаниям очевидцев, проявили гораздо большую нервозность, чем те, кого они собирались казнить. Избежавший виселицы фельдмаршал Мильх (наполовину еврей) записал в своем дневнике "по свежим следам", через несколько часов после казни: "Каждый из них принял свою смерть очень храбро. Один "ами" сказал о них: "У них в жилах лед вместо крови".

Штрейхер, у которого было сильно повреждено колено, очень беспокоился, сможет ли он подняться по ступенькам лестницы к виселице такой же твердой поступью и без посторонней помощи, как обещал это при прощании с женой и сыном. В ту последнюю встречу он даже сказал им, что специально тренируется для этого случая ходить без трости. В последний раз "франкенфюрер" совершил эти свои ежедневные упражнения накануне казни.

Казнь состоялась (как пишет известный британский историк Дэвид Ирвинг, "по причудливой иронии судьбы" 16 октября 1946 года, в день "веселого праздника Пурим" - одного из главных священных дней по иудейскому календарю,

С большим трудом, скрывая боль в колене, Юлиус Штрейхер поднялся по ступеням виселицы в сопровождении священника. В сех осужденных повесили на длинных веревках, так что их шейные позвонки сломались под тяжестью тел, и смерть наступила достаточно быстро. А вот Юлиусу Штрейхеру было предназначено умереть от удушья, и потому его повесили на очень короткой веревке, что сделало смерть осужденного особенно мучительной.