Грушин борис андреевич биография. Мемориальная страница: Грушин Борис Андреевич

Бори́с Андре́евич Гру́шин (2 августа , Москва - 18 сентября , там же) - советский и российский философ , социолог , методолог исторических и социологических исследований. Доктор философских наук, профессор, член-корреспондент Российской академии образования (1993, Отделение образования и культуры). Главный научный сотрудник .

Биография

Окончил школу с золотой медалью. Окончил философский факультет МГУ (), диплом «Проблема логического и исторического в „Капитале“ Маркса»; аспирантуру там же, кандидатская диссертация «Приёмы и способы воспроизведения в мышлении исторических процессов развития» ().

Докторская диссертация «Проблемы методологии исследования общественного мнения» ().

Основал «Институт общественного мнения» ( - гг.) при газете «Комсомольская правда » (Москва). В - гг. и в - гг. - сотрудник журнала «Проблемы мира и социализма » (г. Прага , ЧССР).

Грушин - один из зачинателей-новаторов прикладных социологических исследований в СССР. Он был первым главой отдела изучения общественного мнения в первом советской социологическом исследовательском центре - в 1960-е годы.

В 1967-8 гг. и в 1982-9 гг. - факультет журналистики МГУ. В 1988-90 гг. - один из организаторов Всесоюзного центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ). В 1989 г. создал Службу изучения общественного мнения «Vox Populi ». Работал в , ЦЭМИ и других академических центрах. Преподавал в университетах США.

Избранные труды

Грушин Б. А. Очерки логики исторического исследования . - М., 1961.
Грушин Б., Чикин В. Во имя счастья человеческого . - М., 1960.
Грушин Б., Чикин В. Лицо поколения . - М.: 1961.
Грушин Б., Чикин В. Исповедь поколения . - М.: 1962.
Грушин Б. Свободное время. Величина. Структура. Проблемы. Перспективы . - М., 1966.
Грушин Б. Свободное время. Актуальные проблемы . - М., 1966.
Грушин Б. А. Мнения о мире и мир мнений . - М., 1967.
Массовая информация в советском промышленном городе. Опыт комплексного социологического исследования . / Под ред. Б. А. Грушина, Л. А. Оникова. - М., 1980.
Grušin B. In pivo veritas: sentence, aforismy a další pozoruhodné texty z pražských restaurací, hostinců a pivnic . - Praha: Merkur, 1985.
Грушин Б. А. Массовое сознание . - М., 1987.
Грушин Б. А. Горький вкус невостребованности // Российская социология шестидесятых годов / Под ред. Г. С. Батыгина. - М., 1999 ()
Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 1-я «Эпоха Хрущева» . М., 2001;
Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 2-я «Эпоха Брежнева» Часть 1 . М., 2003.
Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 2-я «Эпоха Брежнева» Часть 2 . М., 2006.

О Грушине

Tabatchnikova S. Le cercle de méthodologie de Moscou: 1954-1989. Une pensée, une pratique. Paris: Ecole des hautes études en sciences sociales,
Докторов Б. З. Отцы-основатели. История изучения общественного мнения. М.: Центр социального прогнозирования, 2006. Гл. 10.
Докторов Б. З. Первопроходцы мира мнений: от Гэллапа до Грушина. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2005.Гл. V.
Докторов Б. З. // Социологический журнал. - 2007. - № 4. - С. 171-184.
Докторов Б. З. // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. - 2004. - № 4. - С. 2-13.

Напишите отзыв о статье "Грушин, Борис Андреевич"

Примечания

Отрывок, характеризующий Грушин, Борис Андреевич

Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.

Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там. Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n"y a pas d"autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C"est un rayon de lumiere dans l"ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d"une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.

Сегодня состоятся похороны одного из ведущих российских социологов Бориса Грушина. Борис Андреевич скончался в ночь на 18 сентября . Прощание с состоится с 13:30 до 14:00 в ритуальном зале Центральной клинической больницы (Литовский бульвар, д. 1, метро "Ясенево"). Кремация - на Хованском кладбище, от больницы будут идти два автобуса. Мы публикуем отклики на его смерть ведущих социологов отечественной школы.

Юло Вооглайд (Ülo Vooglaid), известный эстонский социолог, политик и общественный деятель

"Более страстного социолога я не видел"

Скорблю вместе с семьей Бориса Андреевича и российскими социологами.

Борис Андреевич был моим оппонентом при защите диссертации.

Случилось когда-то так, что секретарь по идеологии КПСС А.Н.Яковлев пригласил меня в Москву, в шестой подъезд... Он решил подвести итог огромного по объему исследования, под названием "Среднегорск". На карте такого города нет.

Туда был экспертом приглашен и Борис Андреевич. Яковлеву мы докладывали отдельно, однако наши оценки и выводы как по основным компонентам, так и в целом по этому исследованию полностью совпали.

Подводя итог, Яковлев сказал: "Это яркий пример того, как гора родила мышь".

А мы с Борисом Андреевичем гуляли тогда по Москве до поздней ночи, заходили сюда-туда и обсуждали, как собрать достоверные данные и не потерять эту достоверность ни в процессе обработки данных, ни в последующем анализе.

Более страстного социолога я не видел.

Жаль, что теперь и о нем осталась лишь память.

Борис Докторов

"Борис, ты прав... "

Масштаб творчества и личности Бориса Грушина позволяет говорить не только о его жизни, но о его судьбе. Его жизнь завершилась, но не судьба.

Начав четыре десятилетия назад опросы общественного мнения населения СССР, он толкнул с горы камушек, породивший лавину. Он дал возможность высказаться десятилетиями молчавшему обществу. И потому я не сомневаюсь в том, что в политической культуре XX-го столетия имя Грушина будет стоять в одном ряду с выдающимися гуманистами, считавшими демократию и свободу важнейшей ценностью общества и человека.

Прежде всего, Борис Грушин был идеалистом и романтиком. Живя в обществе, в котором все подчинялось государству, он верил в то, что общественное мнение имеет право на существование и должно быть услышанным.

Но он был и жестким прагматиком. Он сделал все, чтобы в стране сложилась практика изучения общественного мнения. Он был «настоящим буйным» и признанным вожаком.

Задачи, которые он ставил перед собою, были всегда грандиозными, за решение иных он просто не брался. Исследования, которые он проводил, казались неосуществимыми. Всем, кроме него.

Только Грушин, отложив другие дела, мог взвалить на себя неподъемное: попытаться дать всесторонний анализ общественного сознания населения СССР/России в годы правления Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина. Он сделал то, что мог сделать только он, – рассказал о первых двух эпохах.

Грушинский анализ простирался, углублялся в те сферы бытования массового сознания, о существовании которых большинство исследователей даже не догадывалось. Грушин был един в трех лицах: философ, логик и социолог.

Грушин не только изучал наше общество, он во многом его сделал. Мне приятно осознавать, что о творчестве Грушина я начал писать при его жизни... но потребуются годы, чтобы в полной мере осознать сделанное им. Тяжело осознавать, что теперь наш диалог будет только мысленным...

Около двадцати лет назад родилась фраза, которая была безумно популярной в те годы: «Борис, ты не прав!» Некоторое время после случившегося Грушин носил на груди большой жетон со словами, которые в полной мере относятся к сделанному им: «Борис, ты прав!».

Татьяна Заславская

"Я питала к нему глубокое уважение"

Я пришла в социологию в середине 1960-х годов и, конечно же, сразу познакомилась с ведущими социологами того времени, включая Бориса Грушина. Тематика наших исследований была достаточно далекой друг от друга: у него было «Общественное мнение и общественное сознание», а у меня «Социально-экономические проблемы советского села», мы жили совсем в разных местах: я – в Новосибирском Академгородке, а Грушин в Москве, поэтому мы непосредственно в работе не пересекались, но, конечно, встречались на конференциях. Я питала к нему глубокое уважение как к одному из наиболее ярких основоположников советской социологии.

Мне многое приходилось слышать о его исследованиях, принимать участие в обсуждении итогов великолепного и потрясающего для того времени «Таганрогского проекта», где он был одним из ведущих исполнителей комплексного исследования социальных проблем города Таганрога.

Непосредственно жизнь нас свела тогда, когда было принято решение ЦК КПСС о создании Всесоюзного центра изучения общественного мнения. Мне было предложено возглавить этот Центр, но я совершенно не была специалистом в этой области и первым делом спросила: «А почему не Грушина? Надо Грушина назначать», но у них были какие-то свои соображения. Может быть, они считали, что Грушин как очень сильный человек будет не сильно управляемым и, наверное, считали, что с женщиной им будет проще совладать и управлять. Меня заверили, что Грушин согласился быть моим первым заместителем и взять на себя всю методическую работу, как специалист в области изучения общественного мнения.

В результате этой договоренности, мы проработали вместе около двух лет, с начала 1988 года до конца 1989 года. Борис Андреевич был моим первым заместителем, и именно ему принадлежит честь создания ВЦИОМа как современной организации по изучению общественного мнения: он сыграл ведущую роль и в подборе людей, и в определении структуры центра и в решении очень многих методических, организационных и технических вопросов. Затем Борис Андреевич предпочел организовать собственный центр, для того, чтобы быть полным хозяином своего дела и организовал центр «Vox Populi – Глас народа».

На всем протяжении этих лет мы оставались в дружеских отношениях. Его работа всегда вызывала у меня глубочайшее уважение и, конечно, я очень ценила его работу последних лет – громадный и чрезвычайно интересный замысел «Четыре России». Он пытался рассказать о России на основе данных общественного мнения. Он намеревался написать четыре тома: «Россия Хрущева», «Россия Брежнева», «Россия Горбачева» и «Россия Ельцина», однако выпустил и подготовил только три.

Однажды я была у него дома, и увидела, что его квартира устроена так: длинный-длинный коридор, и вдоль всего этого коридора – стеллажи. Стеллажи есть у каждого ученого, важно, что на стеллажах. У него все эти стеллажи были заняты папками его предыдущих опросов. Он сказал: «У меня есть все до единой анкеты, которые мы когда-то запускали, все материалы, методические обоснования. Я не выбрасываю ни одной бумажки». Он был необыкновенно скрупулезным человеком.

Как мне кажется, только человек, обладающим такими качествами, сохранивший все свои материалы исследования, мог поставить перед собой столь сложную задачу подготовки целого тома, посвященного времени Хрущева или времени Брежнева. В своей работе он мог опираться на огромные материалы, которые он все до одного сохранил. У меня лично нет ни одного материала по сельским исследованиями, которые мы проводили в Сибири. Они остались где-то в институте, а потом их сдали куда-то в архив и теперь уже никаких следов не найдешь.

Вы, конечно, знаете, что Борис Докторов недавно выпустил книгу, посвященную отцам-основателям общественного мнения, а именно Гэллапу в США и Грушину в России, где есть и биография Грушина, и история его исследований, проведенных здесь в России. Так что можно сказать, что в каком-то смысле ему уже при жизни был воздвигнут памятник и отдан тот долг, которого он заслуживал. Не сомневаюсь, что его работы еще долго будут изучаться и студентами, и исследователями. Он оставил в науке значимый след и, прежде всего, в изучении общественного сознания, в ходе которого он использовал в том числе и опросы общественного мнения.

Андрей Здравомыслов

"Вот и еще одна потеря"

18 сентября 2007 г. в 10-00 по московскому времени окончилась жизнь Бори Грушина. В начале социологической эры 1960-х годов он был самой яркой фигурой среди нас. Он первым из москвичей приехал в нашу лабораторию в Меньшиковском дворце. Он был абсолютно предан идее изучения массового сознания в значимых позициях для общества. Он верил, что оно может стать фактором влияния на большую политику.

Он принялся за изучение механизмов его взаимодействия с властными структурами, опираясь на тщательно отработанный аппарат исследования. Он действительно был великим ученым не только преданным науке, но и разработавшим практическую систему действий, чтобы осуществить свой проект, над которым он работал до конца своих дней. На своих проектах он вырастил массу учеников. В годы создания ВЦИОМА он стал правой рукой Татьяны Ивановны Заславской.

Каждый из нас помнит его озорное остроумие, знание и умение рассказывать анекдоты, которые и были перлами массового сознания.

И таких людей мы не умеем ценить!

Когда-нибудь – пройдет время - и Борису будет поставлен памятник, может быть, у трех вокзалов, может быть, на Волхонке, 14 с надписью: «Первому россиянину, описавшему сознание людей в эпоху социотрясений 1980-х и 90-х годов».

Игорь Кон

"Ушел еще один классик…"

Подобно Юрию Леваде, Борис Грушин и по складу мышления, и по образованию был философом-теоретиком (его первой книгой были «Очерки логики исторического исследования», 1961) , но главным делом его жизни стало изучение общественного мнения. Когда он начал заниматься этими сюжетами, мы дружески смеялись, что Борис изучает несуществующий в СССР предмет, но его работа в какой-то степени способствовала материализации этой виртуальной реальности. Его незаконченная тетралогия «Четыре жизни России» навсегда останется ценным историческим источником об эволюции установок и ценностей советских людей. Когда мне недавно понадобилась информация о том, что сегодня называют гендерными ролями, я первым делом открыл том Грушина, и нашел в нем то, что искал. Кстати, Борис провел и первый советский массовый опрос об отношении молодежи к половой морали, из которого явствовало, что люди жаждут сексуального просвещения.

Не буду говорить о научных заслугах Бориса, они известны и без меня. Хочу подчеркнуть, что он был исключительно прямым, смелым и надежным человеком. Практически все его работы в советское время встречались в штыки, а созданные им коллективы разгонялись. Тем не менее, ему всегда удавалось сохранить главные результаты; однажды ему пришлось ради этого буквально украсть свой научный архив из ИКСИ. Когда в Академии общественных наук «прорабатывали» Леваду, самым смелым и рискованным выступлением в его защиту была речь Грушина. Его смелость была не только гражданской, но и интеллектуальной. В 1990-е годы, когда люди стали делать карьеру и деньги на политическом пиаре, «объясняя» и «прогнозируя» все, что угодно, Борис публично заявил и много раз повторял, что не понимает того, что происходит в России. Несмотря на безоговорочную преданность демократическим ценностям, научная достоверность была для него важнее политкорректности.

В жизни Борис был веселым и общительным человеком, причем его личные увлечения также обретали черты профессионализма. Свою любовь к пиву он реализовал в книге, поразившей даже чехов, а в вопросах киноискусства разбирался лучше профессиональных киноведов. Грушин был очень разборчив в интеллектуальных и личных связях. Разносных статей в свой адрес он просто не читал (когда в разгар компании против его теории массового сознания один уважаемый академик-математик, не разобравшись в деле, опубликовал резкую антигрушинскую статью, Борис сказал, что прочитает её через 20 лет, и слово свое сдержал), а непорядочным людям высказывал свое мнение в лицо, так что они его избегали. После смерти человек беззащитен. В последнее время на похоронах замечательных людей мне часто вспоминаются слова Галича: «А над гробом встали мародеры…» Но для исторической памяти это никакого значения не имеет.

Из моих ушедших выдающихся современников, Борис Грушин громче всех говорил о горечи социальной невостребованности. Однако при всех трудностях и издержках, ему удалось сделать поразительно много, а все его книги, даже если в них преобладают статистические таблицы, удивительно личностны.

Александр Ослон (руководитель Фонда «Общественное мнение»)

"Год тяжелых утрат"

Этот год стал годом тяжких утрат. Сначала Юрий Александрович Левада, теперь Борис Андреевич Грушин... Грушин – это первый и главный энтузиаст опросов общественного мнения. Вся его жизнь связана с горением вокруг этой темы. Он начал развивать эту отрасль первый в СССР ещё в конце 1950-х годов. Он изучил практику опросов во Франции и теоретически, методически и содержательно был глубоким знатоком этой абсолютно неизвестной в СССР области. В 1970-е годы он создал первый в стране институт изучения общественного мнения и то, что он делал тогда, сейчас опубликовано в его фундаментальном труде «Четыре жизни России». Вышло всего два тома из четырёх, причём второй том – в двух книгах. Это абсолютно полные задокументированные результаты исследований, которые он проводил в 1960-е годы. Когда читаешь их сейчас, с расстояния в 40 с лишним лет, кажется какой-то фантастикой то, чем он занимался, изучая отношение советских людей к бригадам коммунистического труда, к изучению космоса, к реалиям того времени, и тогдашняя жизнь поворачивается совершенно неожиданным образом. В конце 60-х – начале 70-х годов он занимался самым известным проектом эмпирической социологии под названием «Таганрог», когда город был обследован со всех сторон. Знаменитые выпуски «47 пятниц» - это классический труд, который до сих пор потрясающе интересен. Потом, когда Институт социологии разогнали, он работал в редакции журнала «Проблемы мира и социализма» (Прага, Чехословакия) и там написал до сих не изданную на русском языке книгу «In pivo veritas» – это контент-анализ надписей в пражских пивных и туалетах, которая моментально была переведена на английский язык. За что бы он ни брался – всякий раз возникал какой-то нетривиальный результат. И всё это время у него была одна пламенная идея – чтобы в СССР был институт изучения общественного мнения, институт опросов, и только с началом перестройки эта идея смогла реализоваться. Он был главным мотором создания всесоюзного центра изучения общественного мнения. Его идея прошла через все кабинеты ЦК, через Политбюро и в конечном итоге Горбачёв принимал решение о создании ВЦИОМа. Его идеей было пригласить Татьяну Ивановну Заславскую как наикрупнейшую фигуру, которая могла бы стать стержнем и защитой для этого нового центра. Собственно, ВЦИОМ был его детищем. Я работал там с первого дня и тогда с ним близко познакомился – это был сгусток энергии. Если бы не он, не было бы никакого ВЦИОМа. Потом его первому стало тесно в рамках государственного института, и он создал первую частную компанию – вначале как общественную организацию, затем как частную – «Vox populi», знаменитейшую в начале 90-х годов организацию.

А последние годы он подытоживал труды своей жизни. Никто не способен собрать все материалы, все исследования – и на бумаге, и в шкафах, и в голове – и с такой настойчивостью доводить дело до конца. Вообще это была его особенность – доводить всё до конца, до финала, до точки. По его словам, он всю жизнь вёл дневник – каждый вечер писал три страницы. Как-то он сказал мне «Ты себе не можешь представить, что такое три страницы в конце дня. Это Голгофа». Вот на эту Голгофу он восходил всю жизнь. Это фантастический человек, таких больше нет. Он болел и, тем не менее, работал и, наверно, его следующий толстенный том, где всё разложено по полочкам, рассказано, расписано, уже где-то на выходе, но не успел. Тяжкий день, тяжкий год и тяжкая новость.

Владимир Шляпентох

"Грушин – Богом созданный социолог"

Умер Борис Грушин, который для меня всегда был символом наиболее ценимых мною человеческих качеств: яркой интеллектуальности, неуемной творческой энергии, безграничной честности, трогательной преданности социологии, поразительно сочетавшего блистательные способности теоретика и эмпирика, открытости к мировой науке, поразительной научной щепетильности, глубокого уважения к мировой культуре, страстной любви к классической музыке, верности друзьям, полного отсутствия зависти к успехам своих коллег.

Как я рад, что в моей жизни был Грушин. 50 лет я жил в России, почти 30 в Америке, и нигде я встречал и близко людей, обладающих комбинацией тех качеств, которые делали Грушина столь уникальным, каким он был.

Для меня Боря был подтверждением правоты мистического закона о том, что История, Провидение, Абсолютный Дух, или великий Детерминизм отыскивают удивительно подходящих людей для выполнения поставленных ими задач. Потом следующие поколения удивляются, откуда брались юноши, способные командовать полками, или писатели, возникшие ниоткуда и написавшие рассказ как раз в тот момент, когда надо был революционизировать всю огромную литературу. Долго будут удивляться будущие историки тому, как вовремя появился во главе огромного государства лидер, который взялся сверху поменять почти в одночасье социальный строй в своей стране и коренным образом изменить геополитическую ситуацию в мире, о чем еще за год не могли и мечтать самые горячие оптимисты. У потомков часто возникает ощущение, что, если бы случай не нашел этих людей, то история была бы совсем другой. Провидение, однако, всегда находит исполнителей своих замыслов.

По сравнению с задачей, которую был призван выполнить Генеральный Секретарь, создание эмпирической социологии в советском обществе не кажется полвека спустя чем-то способным поразить воображение. И все-таки её рождение и выживание было чудо – настолько чужда советской системе была честная социология. Неудивительно, что спустя 30 лет после её рождения, в начале 80-ых, она была по прежнему ненавистна партаппарату, который вполне справедливо видел в ней врага режима, несмотря на все искренние заверения социологов о их лояльности и желание помочь партии в управлении обществом.

Провидение в общем-то предвидело и разделяло мнение врагов социологии о её органической враждебности системе и весьма тщательно готовилось к её созданию. Как ни всемогуще было Провидение, его возможности небезграничны и те, кого Оно выбирает для выполнения исторических задач, обладают свободой воли и могут существенно повлиять на ход событий. Поэтому успех задумок Провидения зависит, прежде всего, от его кадровой политики, от его умения найти нужных людей для выполнения своего замысла. Провидению было очевидно, что для успеха «социологического проекта» надо было создать команду, способную в сложных условиях выполнить миссию. Конечно, в команду надо было подбирать людей, предназначенных для выполнения разных конкретных задач, каждая из которых требовала специфических человеческих качеств. Но дело было не только в создании новой науки. Шла речь о том, чтобы использовать социологию для разрушения самого тоталитарного общества, и каждый, кто включался в команду, должен был, даже если ему предстояло сотрудничать с КГБ, сделать свой вклад в достижение этой сверхцели, о которой, естественно, и близко не подозревали будущие социологи, свято верящие вместе со всей интеллигенцией в незыблемость принципов социалистического общества.

Конечно, для Провидения были важны все роли в создаваемой команде – роль «духовного лидера», являющегося одновременно «бескомпромиссным профессионалом», «героя», «компромисника», «методолога», «интригана», «знатока Запада», «коммунистического романтика», «марксистского теоретика», «антимарксистского философа», «экономиста-социолога» и «количественника». Судя по всему, Провидение подошло к своей работе по подбору кадров крайне тщательно, и Ему могли бы позавидовать те, кто отбирал людей для знаменитой «Альфы».

В центре внимания был, конечно, отбор кандидатов на роль «бескомпромиссного профессионала» и «духовного лидера», который должен был позже превратиться в легенду российской науки, стать её Гэллапом и служить моделью беззаветной преданности науке будущим поколениям, которым предстояло жить в обществе, в котором жажда наживы не пощадит даже изысканных интеллектуалов.

Кандидат на эту роль должен был удовлетворять огромному числу требований, и найти такого человека даже в такой огромной стране с замечательными культурными традициями было ох как не просто.

Кандидат на роль духовного лидера и главного профессионала, конечно, должен был быть членом партии и русским, иначе его шансы на выполнение миссии были бы, по понятным причинам, ничтожны. Он должен был принадлежать к интеллектуальной элите и обязательно быть москвичом и выпускником МГУ, что обеспечивало бы ему необходимые связи с другими выпускниками этого самого престижного учебного заведения, столь важные для успеха. По этой же причине он должен был быть вхожим в ЦК КПСС, быть там своим, и суметь «соблазнить» новой наукой одного из видных работников ЦК на сотрудничество и даже на соавторство и таким образом повязать его навсегда в качестве союзника нового дела.

Совсем неплохо, чтобы у него была умная, тонкая и красивая жена, с известным опытом журналистской работы, что помогло бы избраннику Провидения внедриться в советскую систему и преодолеть все преграды, стоящие на пути возрождения социологии. Она должна была быть готовой не только облегчить его контакты на самых различных уровнях, партийных и научных внутри страны, но и за её пределами. На неё в будущем возлагались обязанности по редактированию работ кандидата и созданию для него особых условий для работы, если в силу каких-то причин (которых даже Провидение не могло предвидеть), у кандидата возникнут какие-то проблемы, например, со здоровьем.

Для осуществления всей многоходовой операции избранник должен был быть истинным, а не притворным марксистом, пусть даже в оппозиции к официальному марксизму, и таким образом не вселять никаких опасений у тех аппаратчиков, с которыми ему придется иметь дело.

Совсем неплохо, чтобы кандидат поработал какое-то время в партийной печати и увеличил тем самым число доказательств политической лояльности для «системы». Но в то же время было необходимо, чтобы кандидат в студенческие годы подвергся моральному и интеллектуальному испытанию из-за своих взглядов. Это испытание не должно было быть таким жутким, какое придется пережить «герою» уже после начала всей операции или «классическим диссидентам», но достаточно серьезное. Оно должно было сделать жизнь кандидата в течение нескольких лет весьма нелегким и внушить ему полную неуверенность в будущем.

Такой эпизод в жизни кандидата не только свидетельствовал бы о его мужестве, но и был бы полезным для повышения его авторитета среди московской интеллигенции, жаждущей настоящих, опробовaнных в неудачах лидеров в своей борьбе за гуманизацию режима. Позже, эта смелость будет нужна кандидату, когда он уже в качестве известного социолога должен будет конфронтировать с советской властью, например, когда ему придется защищать «героя» перед орущими партийными чиновниками. Эта смелость, умноженная на отсутствие интереса к материальным благам, – понадобится ему и тогда, когда он не только войдет в конфликт с руководством постсоветского государства, но и демонстративно покинет Президентский совет, в котором потом в жалкой роли будут продолжать находится его коллеги.

Провидение в своем почти маниакальном желании найти идеального кандидата хотело также, что он был еще и новатором, способным идти на очень большой риск, например, тогда, когда придется создавать социологические подразделения на совершенно новой, коммерческой основе, что потребует опять-таки еще одного свойства – умения быстро учиться и отвергать разные догмы.

Кандидат должен был быть человеком обаятельным, завоевывающим симпатии своей спонтанностью и искренностью. Именно это его качество во многом обеспечивало ему роль духовного лидера советской и российской социологии. Он должен быть, конечно, интеллектуально честным человеком. Из-за редкости этого качества Провидение, когда Оно программировало состав команды, вынужденно было отказаться от требования, чтобы кандидаты на многие другие роли обладали этим качеством. И так получилось позднее, что не только «интриган» или «марксистский философ» полностью были лишены этого достоинства, но и почти все другие члены команды обладали им только в ограниченном количестве. Между тем, без этого качества кандидат не мог бы завоевать симпатии ни у советской интеллигенции, ни на Западе, куда ему придется путешествовать сначала в качестве стажера, а затем в качестве ведущего российского социолога для чтения лекции в университетах Америки и Европы.

Для завоевания сердец в России и на Западе кандидат должен был обладать и общим высоким уровнем культурного развития. Было бы важно, например, чтобы он был знатоком современной мировой литературы или в качестве альтернативы – страстным меломаном, не способным жить без классической музыки ни одного дня.

Специальное внимание уделялось профессиональным качествам кандидата, который будет призван быть моделью профессионала для новой науки тогда, когда даже Провидение не могло найти в стране ни единого кандидата, имевшего диплом социолога. Эта должность «профессионала» могла быть отдана только тому, кто будет получать наслаждение от разработки не только общих методов, но и самых детальных процедур опроса, тому, кто будет гордиться своими методологическими публикациями. Более того, кандидат должен быть не менее силен в теоретических изысканиях, чем в методике эмпирических исследований. Провидение возлагало на него надежды, что он будет способен публиковать книги и статьи с оригинальными концепциями, некоторые получат признание только спустя очень много лет. Почти все члены команды социологов потом будут иметь учеников и даже обожателей, но никто не будет иметь их в таком количестве, как этот кандидат.

Кандидат не только должен любить свое дело, но и чувствовать свою великую ответственность перед своей страной и перед наукой в целом и тщательно беречь результаты своих исследований. Он должен будет найти время, вопреки любым препятствиям, чтобы передать потомству все научное богатство, созданное его усилиями.

В 1956 году, несколько месяцев после XX-го съезда партии, главный редактор «Комсомольской Правды» попросил Тамару Филатьеву пригласить к нему автора текста «Главная экономическая задача СССР», который написал друг её мужа, в тот момент безработный, с надеждой на публикацию в «КП» с целью заработка. На следующий день Борис Грушин вошел в подъезд газеты, в которой он через несколько лет создаcт «Институт общественного мнения», не подозревая, что операция по возрождению социологии началась, и что ему уготована роль «духовного лидера» социологии и «бескомпромиссного профессионала» тщательно продуманной операцию.

Борис выполнял свое предназначение буквально до последнего вздоха. Он ушел из жизни переполненный множеством идей. Болезнь не смогла покорить его огромный творческий потенциал и усмирить его бьющую через край мысль. Я с ним говорил по телефону в мае этого года, когда он в последний раз приезжал в США, где живет его дочь Оля, ставшая известной американской писательницей. Он был уже очень плох, и все же он откликался на любой поворот мысли и печалился, что его работа над завершением его многотомного исследовании об общественном мнении в «Четырех Россиях» идет медленно. У него роились разные планы. Он хотел, например, написать бесконечно, оригинальную автобиографию, в которой каждый эпизод был бы рассказан в разных перспективах – чисто личной, социологической и политической. Смерть остановила сердце «мыслящего тростника» в самый неподходящий момент.

Владимир Ядов

Борис Грушин: на кого равняться молодым социологам

18 сентября ушел из жизни Борис Грушин – выдающийся социолог, увлеченный и смелый исследователь. Это ему принадлежит фраза, публично произнесенная на каком-то социологическом заседании в ИКСИ АН СССР: «Социологи нужны нашей власти как Ученый совет при Чингисхане».

Грушин немыслимым образом в условиях партийной цензуры создал при газете «Комсомольская правда» институт общественного мнения, проводил не только опросы читателей газеты, но изобретал необычные способы организации выборки. Так, однажды его интервьюеры вошли во все поезда, отправлявшиеся, если помню, с Казанского вокзала, и предприняли систематический отбор пассажиров каждого поезда, которые ехали на восток кто куда, в свои города, деревни… Причем, рассказывал Борис, люди в поезде очень откровенны. Мы такого наслушались!

Будучи сотрудником ИКСИ АН СССР, он осуществил изучение мнений жителей «среднего города» по самым разным общественно-политическим проблемам, включая оригинально сконструированную методу регистрации поведения участников собраний (фиксировали: болтают, дремлют, похохатывают, читает по бумажке…). При поддержке работника ЦК КПСС Л. Оникова исследование не только состоялось, но начали выходить в свет ротопринтные книжечки «47 пятниц» (по числу семинаров участников проекта), пока директор М. Руткевич не запретил эту крамолу. Все же исследование было реализовано, а некоторые методические находки вошли в учебные пособия,

Грушин, еще будучи студентом философского факультета МГУ, отличался неодобряемой в те годы любознательностью, входил в семинар-кружок Щедровицкого, где обсуждали радикальный вопрос – что есть подлинный марксизм и социализм. Он первым написал серьезную работу о массовом сознании и общественном мнении. Последнее, утверждал автор, имеет место лишь в обществе, в котором граждане могут свободно обсуждать социальные проблемы. Так что позже проводимые им же опросы он рассматривал по большей части как выражение стереотипов массового сознания данного периода жизни страны. Потому свой незаконченный труд он назвал «Четыре жизни России».

Будучи человеком предельно организованным, Борис сохранил весь архив полевых документов - 250 массовых опросов общественного мнения, выполненных за последние 40 лет под его руководством, включая и те, что проводились, начиная с конца 80-х ВЦИОМом и «Институтом общественного мнения профессора Грушина». В Институте философии, где он работал, не оказалось помещения, куда можно было бы перевезти этот архив, хранившийся у него дома. Тогда мы выделили ему на пятом этаже Института социологии комнатку, в которой он потратил немеряное время, приводя архив в рабочее состояние. Он предпринял переосмысление результатов этих опросов, многие материалы которых ранее не были опубликованы.

Борис разработал проект создания серии книг под названием «Четыре жизни России» в переломные годы истории: эпохи Хрущева, Брежнева, Ельцина и Горбачева. Книги о горбачевском и ельцинском периодах осталась лишь в набросках.

В ряду моих близких друзей социологов решительно все работоголики, но Грушин был несомненным чемпионом… В последние годы, будучи серьезно болен, он жестко следовал своему ежедневно графику – столько-то страниц в день очередного тома «четырех жизней России» и радостно сообщал, что более или менее справляется. Не успел…

Говорят, что людям от природы дан свой запас жизненной энергии. Грушин растратил ее всю без остатка на то, чтобы утвердить в стране мощный институт гражданского общества и выполнил свою миссию. Мы потеряли Юрия Леваду – столь же безупречного энтузиаста в стремлении понять, что происходит с соотечественниками в переломные эпохи нашей истории.

Я обращаюсь к коллегам младших поколений не поддаваться всякого рода соблазнам и беречь пуще ока честь и достоинство представителя нашей профессии, как это было присуще Борису Грушину.

Коллектив Аналитического центра Юрия Левады

18 сентября 2007 г. в 10 утра скончался Борис Андреевич Грушин (1929-2007). Известный, авторитетный ученый из когорты «отцов» советской социологии и изучения общественного мнения в стране, он был одним из основателей Всесоюзного центра изучения общественного мнения, нашим близким коллегой и многолетним добрым другом. Это тяжелая утрата для нас, мы выражаем сердечное соболезнование родным и близким Бориса Андреевича.

Коллектив Фонда "Общественное мнение"

Умер Борис Андреевич Грушин

С ним ушла целая эпоха отечественной социологии. Масштаб этой личности – в жизни и в науке – был очевиден уже нам, его современникам.

Для Фонда "Общественное мнение" это особенно тяжелая потеря: в течение многих лет он был нашим старшим другом, советчиком, наставником, участником "Фом-Клуба".

"Первопроходцы мира мнений: от Гэллапа до Грушина" – так красноречиво называется недавно изданная нами книга Б.З. Докторова. Сегодня слова из этой книги воспринимаются как слова прощания с Борисом Андреевичем.

Отклики в блогах

Еще в прошлую пятницу мне сказали, что Грушин при смерти. То есть так прямо не сказали, но по интонациям я понял, что дела совсем плохи. Я видел его на похоронах Левады, выгядел он скверно, еле-еле шел. Но пришел.

Сегодня мы узнали, что он умер.

Кажется, он уже давно ничего не писал. Но сколько всего было! На втором курсе я штудировал его книжку "Мнения о мире и мир мнений". Не хочу врать -- книжка не понравилась, я ее потом довольно нагло критиковал в курсовой. Но она меня зацепила -- я даже до сих пор помню, чем именно. А ведь целая жизнь прошла. Еще я учился у той же преподавательницы немецкого, что и он, она его помнила.

Мы не были знакомы, но у меня были книги. Таганрогское исследование -- много лет спустя одна коллега говорила мне: кто у Грушина не работал, в Таганроге не бывал, тот социологии не знает -- в целом было тогда недоступно, но можно было отрыть знаменитые "47 пятниц" .

Многие считали его эталоном исследователя. Говорят, он и сам так считал. Что же, у него в багаже были и Гегель, и Маркс, и общественное мнение.

Все это очень грустно. Недавно Бородкин. Теперь Грушин. Кажется, никогда и ничем не был им обязан, а все же печаль больше, нежели обычное человеческое сожаление о кончине. Нет. Меняется персональный ландшафт нашей социальной науки. Он не улучшается и не ухудшается. Он сглаживается.

Я сталкивался с Борисом Андреевичем два раза в жизни – в 1991 и 1996 гг., и каждый раз в ситуации конфликта. Оба раза в узкой аудитории шёл разбор результатов его исследований, и разбор критический, на уровне базовых идеализаций.

В первый раз я его просто "размазал" с цифрами в руках: помнится, проблема была в робастности его распределений и в тривиальном, на мой взгляд, подходе к "рейтингу". Надо сказать, я его заочно не любил: читал скучнейшую книгу по Таганрогу etc., видел "демократические" выступления, наслышался страшилок от старших коллег. И что Вы думаете? После моей горячей речи он задумался, и... согласился с моими доводами! Хотя речь об исследовании за деньги etc. Что самое странное, он стал со мной здороваться. Имени он моего, конечно, не запомнил, но всякий раз, когда я его встречал в ИФ, он мне приветливо кивал и отчетливо произносил: "Здравствуйте!" Вот вам и мифы о его невыносимой заносчивости и амбициозности!!!

Второй раз, на президентской кампании 1996, я делал "методическое" исследование, объектом которого были демоскопические исследования рейтингов и, шире, предвыборной ситуации. Не буду вдаваться в технику, но и анкета, и распределения Бориса Андреевича были лучше, чем у Левады и Ослона. Анкета была – песня! Сейчас таких не делают. С виду очень простая, но моя "деконструкция" говорила, что у нее была "функция полезности" лучше, чем у других, сконструированных в более крупных компаниях. Тогда же, в 1996, мне удалось послушать выступление Грушина перед профессионалами. Конечно, я не специалист, но субъективно я уверен, что Борис Андреевич говорил лучше, чем писал. Его тексты были иными, не такими обворожительными, как речь, в них не было его обаяния настоящего русского профессора, человека масштаба лучших советских философов. Светлая ему память!

Грушин начинал свои исследования в газете "Комсомольская правда". Это был первый в стране Институт общественного мнения. Он рассказывал, как редактировал статьи в газете. Надо что-то сократить, а ничего нельзя. Все в тему. Тогда он подбрасывал монетку над гранками, на какой абзац она падала, тот и вычеркивал. Я поступила так пару раз - в совершенно ступорной ситуации. Текст хуже не стал.

Умер Борис Грушин. Все-таки социологи – особая, выделенная порода людей. Что-то затрагивающее всех происходит, когда уходит социолог. Даже если "все" это не осознают. Что-то на уровне социальной ткани...

Думаю, что дело не в социологах. Просто речь идет о людях, составляющих каркас обществоведения. Я бы их и социологами не называл, а обществоведами. Поэтому и такая тоска, и пустота с их уходом.

Выражаем признательность Б. Докторову, Л. Кессельману, Л. Козловой и А. Никулину за помощь в подготовке и получении материалов.

См. также:

Борис Грушин. Четыpе жизни России в зеpкале опpосов общественного мнения. Очеpки массового сознания pоссиян вpемен Хpущева // Полит.ру, 23 августа 2004 г.
Докторов Б. Б.А. Грушин: Четыре десятилетия изучения российского общественного мнения
Памяти Бориса Грушина: о традициях и современном состоянии российской социологии // Радио "Свобода", 18 сентября 2007 г.

Борис Андреевич Грушин (род. в 1929 г.) - известный российский социолог, доктор философских наук (1966), профессор (1970), член-корреспондент Российской академии образования (1990), ведущий специалист по проблемам общественного мнения и массового сознания; провел свыше 700 исследований. Сыграл выдающуюся роль в восстановлении социологии как самостоятельной науки в СССР и ее развитии в современной России.

Окончил философский факультет МГУ (1952) и там же аспирантуру по кафедре логики (1955). Будучи редактором газеты «Комсомольская правда» по отделу пропаганды, Б.А. Грушин в 1960 г. создал в редакции газеты первый в истории страны Институт общественного мнения (ИОМ «КП»), который выполнил несколько серий всесоюзных опросов (1960-1967), получивших широкий общественный резонанс. Консультант по проблемам социологии в редакции международного журнала «Проблемы мира и социализма» (1962-1965, 1977-1981). Зав. сектором Института философии АН СССР (1966-1968), где завершил работу над монографией «Мнения о мире и мир мнений» (1967).

Б.А. Грушин активно участвовал в создании Института конкретных социальных исследований АН СССР, где стал руководителем отдела, а затем и Центра изучения общественного мнения (1969- 1972). В ИКСИ выполнил ряд исследований, наиболее значимым из них

стал генеральный проект «Общественное мнение» (1967-1974); результаты проекта отражены в коллективной монографии «Массовая информация в советском промышленном городе» под общ. ред. Б.А. Грушина и ЛА. Оникова (1980) и многих других публикациях.

Зав. лаборатории Центрального экономико-математического института АН СССР (1974- 1977), ВНИИ системных исследований АН СССР (1981-1983). Один из организаторов и руководителей Всесоюзного центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) (1988-1990), создатель и руководитель независимой Службы изучения общественного мнения VP (VoxPopuli) (1989-1999). Зав. сектором, главный научный сотрудник Института философии (с 1990). С 1999 г. Б.А. Грушин реализует индивидуальный аналитический проект «Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина»; результаты опубликованы в двух книгах (2001, 2003), завершается подготовка еще двух книг.

Исследования общественного мнения задуманы и осуществлены БАТрушиным как научно-гражданские акции, основанные на концептуальном анализе социокультурных процессов, совершавшихся в СССР и происходящих ныне в России. Это демонстрирует, в частности, его статья «Смена цивилизаций?» (1991), написанная накануне распада СССР. Ниже эта статья помещена с авторизованными сокращениями.

А.З., Н.Л.

СМЕНА ЦИВИЛИЗАЦИЙ?*

Принято считать, что проблема зарождения, развития и смены цивилизаций - проблема прежде всего эмпирическая, поскольку речь тут должна идти в первую очередь об историческом, историко-культурном, этнографическом, антропологическом описании и анализе конкретных форм жизни гигантских общностей людей, именуемых нациями, народами, обществами. Во многом, по-видимому, так оно и есть. Однако, с другой стороны, нетрудно показать, что в рассматриваемой проблеме всегда немало места и для собственно философского, социологического разговора. Ведь в процессе смены, гибели одной и возникновения другой цивилизации меняются не только

* Цит. по: Грушин Б. Смена цивилизаций?// Свободная мысль. 1991. № 18. Цитируемый текст иллюстрирует сложность проблемы, рассматриваемой в разделе 7 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

конкретные формы жизни эмпирически наблюдаемых субъектов, но и скрытые от глаз наблюдателя социальные структуры, стало быть, сами эти субъекты, а также различные типы связей между ними. А это - уже сфера приложения сил социальной философии, социологии, хотя, к огромному сожалению, наши социологи до сих пор крайне мало интересовались подобными сюжетами.

Лично я занялся ими примерно три года назад в ходе напряженных попыток ответить на вопрос: почему на протяжении всех лет перестройки любые, без какого-либо исключения, общественно-политические силы, участвующие в процессе на стороне реформ (будь то сторонники «железной руки» или демократы, «толпа» или «власть»), оказываются неизменно обреченными на неуспех? Почему им не удается реализовать, провести в жизнь ни один, в том числе «самый прогрессивный» закон, ни одну, в том числе «самую умную» программу, включая наделавшую столько шума Программу «500 дней»?

Если говорить предельно кратко, главный корень всех совершаемых реформаторами ошибок, всех их неудач - вопиющее несоответствие предлагаемых ими стратегий поведения действительным характеристикам той социальной материи, которая называлась советским обществом. И в этом, по моему глубокому убеждению, все дело. Базирующиеся, мягко говоря, на неадекватных, а в действительности (очень часто) на грубо ошибочных представлениях о реалиях, эти стратегии уже по самому своему определению обречены на провал. Они постоянно и решительно отторгаются обществом то как абсолютно чуждые, непонятные ему, то как хотя и привлекательные, заманчивые, но совершенно непосильные для исполнения...

За пять лет о перестройке в стране написаны горы не только статей, но и книг. Однако лишь в самом мизерном их количестве мы можем найти действительный ответ на вопрос, что же, собственно, случилось с советским обществом в апреле 85-го, - я имею в виду тот самый единственный удовлетворительный ответ, который дает возможность полностью понимать происходящее в обществе сегодня, не впадая ни в притупляющую бдительность эйфорию по поводу микроскопических шагов вперед, ни в чреватую опасными «телодвижениями» панику по поводу очередных сокрушительных поражений, откатов назад.

Между тем суть дела тогда заключалась в том, что общество, претенциозно связавшее себя с новой («высшей»!) в истории человечества - так называемой социалистической - цивилизацией, к этому времени полностью исчерпало себя как определенный тип человеческого общежития, проиграв большинству иных цивилизаций по

таким важнейшим показателям, как эффективность производства, уровень народного благосостояния, степень свободы личности, и тем самым обнаружив перед лицом всего мира свою всестороннюю историческую несостоятельность.

Будучи всей своей жизнью, всей своей судьбой органически связанным с партией коммунистов, М.С. Горбачев, естественно, не мог не настаивать на верности социалистическим идеям и планам строительства «нового общества», предложенного Лениным. Однако, с другой стороны, нельзя не видеть, что действительный, фактический смысл начатых Горбачевым процессов заключается отнюдь не в «перестройке» или «капитальном ремонте» здания, построенного «вождем всех народов» на этих идеях и по этим планам (поскольку оно оказалось абсолютно непригодным для сколько-нибудь нормального человеческого жилья), но как раз в завершении его полного - до основания! - разрушения...

До недавнего времени я имел весьма смутное представление о том, как происходят землетрясения. В октябре же 1989 года во время пребывания в США я мог по телевидению воочию увидеть многочисленные сцены калифорнийской катастрофы. И тогда впервые понял, что происходящее в последние пять лет в нашей стране принципиально сродни устрашающему природному бедствию. Конечно же, это настоящее «социотрясение», когда под ногами у вас шаткая, ненадежная почва, когда вам на голову падают стены, стекла, крыши, а вокруг - огонь пожаров, крики пострадавших, несусветная суета спасающихся от беды или, наоборот, наживающихся на ней и - что особенно важно с точки зрения общей ориентации в обстановке - густой дым, плотная пыль, а то и сплошная тьма, не позволяющая разглядеть, кто есть кто - кто спасатель, а кто грабитель, кто друг, а кто враг, откуда ждать помощи, а откуда беды...

Каким образом, вообще говоря, можно представить себе социологический анализ рассматриваемого процесса смены цивилизаций? Скорее всего, как ответ на три основных вопроса:

Что собой представляет «старая цивилизация» - общество, которое вступило в данный процесс?

Каковы основные особенности самого этого процесса (в том числе применительно к свойствам исследуемого общества)?

Что собой представляет «новая цивилизация», к которой движется данное общество, то есть каков принципиальный вектор начавшегося движения?...

Итак, что же собой представляет общество, которое еще вчера в общем восприятии было абсолютно ясным и незыблемым, рассчи-

танным на века и которое «вдруг» зашаталось, оказалось поставленным под сомнение в своей социальной природе, начало расползаться в своем бытии и сознании «по всем швам»? В уже упоминавшейся литературе можно найти немало самых различных точек зрения на этот счет. У одних авторов оно по-прежнему «социалистическое», у других - «феодальное» и даже «рабовладельческое», у третьих - «антидемократическое» или «фашистское» и т.д. В последнее время, однако, преимущественно благодаря усилиям молодых философов, социологов и политологов был точно сформулирован единственно верный, на мой взгляд, общий ответ на этот главный, основополагающий вопрос: среди множества существенных определений советского общества безусловно центральным является то, что оно было прежде всего обществом тоталитарным...

С социологической точки зрения это означает, что данное общество было по преимуществу бессубъектным, а его структура (в силу этого) - достаточно аморфной, принципиально «усеченной» в сравнении с нормальной структурой любого типа «нормального» (не тоталитарного) общества.

Говоря о первой стороне дела, я имею в виду прежде всего следующее:

Что ставящее своей главной, фундаментальной целью абсолютное, полное подчинение человека воле государства, а стало быть, полное же уничтожение в человеке всего человеческого, личностного, такое общество сводит на нет подавляющее большинство не только индивидуальных, но и совокупных (групповых, массовых) субъектов, нормально функционировавших в обществе-предшественнике, превращая их лишь в объекты государственного управления, лишенные возможности самостоятельно (свободно, по собственному разумению и желанию) действовать и мыслить, в неких агентов своей тотальной воли, многие из которых становятся затем и впрямь агентами государственной охранки;

Что все прежние - многочисленные и разнообразные - субъекты социального поведения и сознания замещаются в этом обществе по преимуществу одним-единственным субъектом, олицетворяющим структуры власти, многократно дифференцированные по вертикали и горизонтали...

Из сказанного, разумеется, не следует, что в обществе вовсе исчезают все прочие субъекты, в частности те, которые активно противостоят власти, расшатывая ее основание. Как показывает

история, такого не случается и в принципе не может произойти ни в одном тоталитарном государстве. Иначе каждое из них стало бы вечным...

Три года назад (после немалых сложностей с цензурой в целом ряде «перестроечных» изданий) в журнале «Новое время» мне удалось опубликовать статью «Ученый совет при Чингисхане?..», где применительно к сфере производства социального знания как раз рассматривался вопрос о субъектах, действующих в советском обществе. В статье утверждалось, что в СССР не было, нет и в принципе не может быть социальной науки в собственном смысле этого слова, пока во главе общества стоят «Чингисханы», то есть структуры власти, которые уже «до» и без всякой науки сами знают, что хорошо, а что плохо, что истинно, а что ложно. Не испытывая ни малейшей нужды в подлинном, достоверном знании, они подменяют собственно субъектов науки разного рода квазисубъектами, как две капли воды похожими на настоящих, но тем не менее занятых не производством истины, а принципиально иным делом - идеологическим обслуживанием интересов власти, апологетикой сущего. Будучи не в состоянии полностью упразднить истинную науку, перевести всех подлинных ученых, власть предержащие либо выталкивают их на периферию процесса производства знаний, напяливая на них колпак «чудаков-алхимиков», либо загоняют их в подполье, всячески ограничивая их деятельность и жестоко преследуя за «ересь»...

Говоря о второй из названных социальных характеристик тоталитарного общества - аморфности его структуры, - я хотел бы подчеркнуть в этом пункте самое главное: что, будучи представлена во множестве вполне осязаемых, «телесно оформленных» политических и социальных институтов, господствующая здесь власть вместе с тем незримо растворена во всей социальной ткани общества, пронизывает существо практически каждого (за самыми малыми исключениями) живущего в нем индивида и потому не представляет собой силы, отличной от силы граждан общества. Последние в своей подавляющей части находятся здесь не вне власти (как это свойственно нормальному гражданскому обществу), а, так сказать, внутри нее, являясь ее носителями, исполнителями и адептами...

Что это реально означает для общества с точки зрения функционирования его «усеченной» (малым числом элементов-субъектов) структуры? Очевидно, прежде всего то, что основная часть социальных отношений реализуется здесь не в виде более или менее определенных, законодательно оформленных взаимодействий между разного рода агентами социальной жизни, а, напротив, в виде не-

Писаных, скрытых от глаз, содержащих в себе массу недомолвок и намеков и потому чрезвычайно вязких по своей консистенции связей между субъектами и объектами. Власть в этих связях сплошь и рядом выступает абсолютно анонимно, скрываясь внутри каждого из контактирующих друг с другом действующих лиц и именно таким образом цементируя социум как единое целое.

Обе отмеченные характеристики, на мой взгляд, присущи не только советскому, но любому тоталитарному обществу. Однако в данном случае (в сталинском варианте) они отличаются ярко выраженной спецификой, уходящей корнями в том числе в историческое прошлое нашего общества и заслуживающей глубокого осмысления в рамках анализа сути и перспектив начавшихся изменений.

Возникшее на гремучей замеси, с одной стороны, царской империи (с господствовавшими в ней феодальными, рабовладельческими и даже первобытнообщинными, родовыми отношениями), а с другой - казарменного коммунизма (с его, по словам К. Маркса, неестественной простотой бедного и не имеющего потребностей человека, простотой, повсюду отрицающей человеческую личность), советское общество полностью выпало из системы координат, в которой реализуется пусть разная, но все же нормальная человеческая жизнь, сохранив лишь некоторое подобие такой жизни. Поэтому это не просто особое общество, это - действительно особая цивилизация, никогда не имевшая и не имеющая аналогов на европейском и американском континентах...

Теперь о втором заданном мною вначале вопросе: каковы основные особенности процесса смены цивилизаций, то есть перехода от описанного (тоталитарного) состояния общества к следующему, качественно новому (не тоталитарному) состоянию?

В общем виде ответ на него, по-видимому, уже должен быть достаточно ясен, коль скоро главная практическая (именно практическая, а отнюдь не только теоретическая!) проблема такого трансцензуса заключается в зарождении, возникновении, образовании - из «ничего»? из «пепла»? из чудом сохранившихся живых homo sapiens? - самых различных субъектов. Индивидуальных, групповых и массовых; действующих во всех без исключения сферах и на всех без исключения уровнях социальной жизни; прогрессивных и реакционных, «полезных» и «вредных» для общества; любых, но непременно свойственных собственно гражданскому обществу. Причем не просто в их зарождении, возникновении, образовании, но и распространении «вширь» и «вглубь», в их превращении в жизнестойкие, стабильные субъекты социального сознания и поведения,

могущие образовать в своей совокупности нормальную социальную структуру общества и обеспечить его свободное (базирующееся на развитии человеческой личности) функционирование...

В действительности страна вступила в процесс не просто экономических или политических, но именно исторических преобразований. И дело тут отнюдь не в одной терминологии. Ведь подобное определение оборачивается для практики множеством весьма серьезных последствий.

Первое и, пожалуй, самое главное из них то, что это - процесс глубинный, совпадающий с преобразованием самой социальной материи, из которой соткано общество, - ее основного человеческого материала и, стало быть, затрагивающий все фундаментальные основания социума, включая складывавшуюся веками базовую мораль и психологию народа...

Следующая важнейшая характеристика рассматриваемого процесса, прямо вытекающая из первой, - та, что он, по определению, связан с возникновением бесчисленных социальных и иных (экономических, этнических, политических, психологических) напряжений, разного рода столкновений и конфликтов (в том числе с использованием военной силы и многочисленными человеческими жертвами) и, стало быть, является процессом чрезвычайно болезненным, мучительным для всех участвующих в нем действующих лиц...

Европа, рвавшая с нечеловеческой, античеловеческой цивилизацией много веков тому назад и, к слову сказать, делавшая это на протяжении нескольких столетий, впервые открыла миру эту истину, сформулировав устами одного из величайших своих политических философов такие непреложные формулы цивилизационных изменений, как «homo homini lupus est» и «bellum omnium contra omnes» («человек человеку волк» и «война всех против всех»)...

Отсюда еще одна (последняя по перечислению, но отнюдь не по значению) характеристика рассматриваемого процесса - та, что это процесс длительный, рассчитанный не на 500 и даже не на 5000 дней, а на гораздо более длительные сроки, целые десятилетия...

Что же касается последнего сформулированного мною вопроса - относительно основного направления, главного вектора начавшихся в стране изменений, то он, на мой взгляд, не имеет пока однозначного ответа. Сказать сейчас, что случится с нашим обществом завтра и тем более послезавтра, через одно-два десятилетия, в нынешних условиях в принципе невозможно: столь различны по своей направленности устремления и интересы многочисленных действующих лиц и столь неясны пока их актуальные и потенци-

Альные возможности, их способность или, напротив, неспособность одержать верх в развернувшейся бескомпромиссной борьбе.

В руководимой мною независимой Службе изучения общественного мнения VP (Vox Populi) мы постоянно проводим зондирование массового сознания по этому поводу. Из опроса в опрос респондентам предлагается сделать один и тот же исторический выбор - между «восстановлением идеалов и ценностей социализма, сложившихся за годы советской власти и заметно пошатнувшихся в последнее время», «построением нового - гуманного, демократического социализма, свободного от искажений и деформаций сталинизма и застоя» и «полным отказом от идей и ценностей социализма, ориентацией на иные (в том числе западные) пути развития». И пока распределение ответов на данный вопрос (при всей его условности) стабильно таково, что оно не позволяет нам вывести какую-нибудь общую, сколь-нибудь надежную равнодействующую всех фиксируемых в обществе движений...

Точно так же лишь в терминах теории вероятности следует оценивать ныне и возможность достижения любых, более конкретных, целей, раскрывающих смысл указанной формулы, типа: «от государственной собственности - к приватизации», «от централизованной экономики - к рынку», «от казарменного коллективизма-к свободе личности»; «от господства произвола и насилия - к правовому государству», «от единства - к плюрализму», «от диктатуры - к демократии», «от иждивенчества - к инициативе» и т.д. И это вполне естественно, поскольку практически каждой из таких целей в нынешнем советском обществе противостоит некая иная, альтернативная цель, выражающая потребности и интересы других действующих лиц, участвующих в процессе.

Какие из всех этих целей на самом деле будут достигнуты, реализованы, а какие так и останутся лишь «на бумаге» - покажет будущее.

А.Г. Здравомыслов

Сведения об А. Г. Здравомыслове даны в настоящей Хрестоматии перед его текстом в разделе 4 (подраздел 4.5). Ниже приведен, с сокращениями, раздел главы 1 из его книги «Социология российского кризиса» (1999), который дает представление об основных теоретических концепциях российских социологов, возникших непосредственно в процессе осмысления самого кризиса.

ТЕОРИИ КРИЗИСА В РОССИЙСКОЙ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ

ЛИТЕРАТУРЕ*

<...> Сложившаяся во времена брежневского политического режима система исчерпала внутренние стимулы развития: она подавляла любые проявления заинтересованности и личной инициативы и поощряла серость, однообразие, слепое повиновение властям... Немалую роль в формировании самодовольного сознания играли и институты государственного надзора, не терпевшие отклонений от заданных стандартов и любых проявлений свободомыслия. Такое сознание не было и не могло стать источником перемен социеталь-ного характера. Поэтому развитие российского кризиса происходило как движение «сверху вниз», как реформирование, исходящее от властных структур и персонажей.

Вторая характеристика российского кризиса состоит в том, что вновь возникшее состояние воспринимается значительной частью общества как «худшее» в сравнении с тем, что было. Перемены, заданные сверху в середине 80-х годов, получили массовую поддержку в силу того, что с ними связывались надежды на «лучшее» прежде всего в области преодоления бюрократизма и развития демократизации как внутри правящей партии, так и в обществе в целом. Реальное развитие событий далеко опередило надежды в этой области. Но дело в том, что при этом не произошло улучшения материального положения большинства: вопреки замыслам инициаторов перестройки высвобождение политической энергии и инициативы не сказалось на экономической эффективности производства...

Последующие экономические реформы...проводились в интересах активного меньшинства. Разумеется, при этом артикулировались «интересы народа» и «интересы общества». Однако главным результатом экономического и политического реформирования стала стремительная социальная дифференциация общества, породившая новое состояние российского кризиса.

Третья черта кризиса - неясность перспектив, связанных с надеждами на «лучшее будущее». На какое-то время «лучшее будущее» как бы гарантировалось кампанией по приватизации государственных предприятий. Но наделе эта кампания оказалась массовой мистификацией населения страны и средством изгнания государства

* Цит. по: Здравомыслов А.Г. Современный российский кризис: характеристика и истоки // Здравомыслов А.Г. Социология российского кризиса. М., 1999. С. 7-35. Цитируемый текст иллюстрирует сложность проблем, рассматриваемых в разделе 7 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

из сферы экономики 1 . Частный интерес, пробудившийся в ходе этой кампании, стимулировал лишь торгово-денежное обращение и создание российской экономической элиты. Реальному же сектору производства, в котором занято подавляющее большинство квалифицированных рабочих и специалистов, был нанесен весьма чувствительный удар...

Наконец, четвертая особенность российского кризиса - возникновение все новых «тупиковых ситуаций», каждая из которых может рассматриваться как фаза развития самого кризиса. По сути дела, тупиковые ситуации возникают в результате обмена достаточно мощными «ударами», наносимыми друг другу «политическими игроками».

Рассмотрим теперь три концепции причин кризиса, предложенные в российской социологической литературе в 90-е гг.

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Биография

Докторская диссертация «Проблемы методологии исследования общественного мнения» ().

Избранные труды

Грушин Б. А. Очерки логики исторического исследования . - М., 1961.
Грушин Б., Чикин В. Во имя счастья человеческого . - М., 1960.
Грушин Б., Чикин В. Лицо поколения . - М.: 1961.
Грушин Б., Чикин В. Исповедь поколения . - М.: 1962.
Грушин Б. Свободное время. Величина. Структура. Проблемы. Перспективы . - М., 1966.
Грушин Б. Свободное время. Актуальные проблемы . - М., 1966.
Грушин Б. А. Мнения о мире и мир мнений . - М., 1967.
Массовая информация в советском промышленном городе. Опыт комплексного социологического исследования . / Под ред. Б. А. Грушина, Л. А. Оникова. - М., 1980.
Grušin B. In pivo veritas: sentence, aforismy a další pozoruhodné texty z pražských restaurací, hostinců a pivnic . - Praha: Merkur, 1985.
Грушин Б. А. Массовое сознание . - М., 1987.
Грушин Б. А. Горький вкус невостребованности // Российская социология шестидесятых годов / Под ред. Г. С. Батыгина. - М., 1999 ()
Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 1-я «Эпоха Хрущева» . М., 2001;
Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 2-я «Эпоха Брежнева» Часть 1 . М., 2003.
Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 2-я «Эпоха Брежнева» Часть 2 . М., 2006.

О Грушине

Tabatchnikova S. Le cercle de méthodologie de Moscou: 1954-1989. Une pensée, une pratique. Paris: Ecole des hautes études en sciences sociales,
Докторов Б. З. Отцы-основатели. История изучения общественного мнения. М.: Центр социального прогнозирования, 2006. Гл. 10.
Докторов Б. З. Первопроходцы мира мнений: от Гэллапа до Грушина. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2005.Гл. V.
Докторов Б. З. // Социологический журнал. - 2007. - № 4. - С. 171-184.
Докторов Б. З. // Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. - 2004. - № 4. - С. 2-13.

Напишите отзыв о статье "Грушин, Борис Андреевич"

Примечания

Отрывок, характеризующий Грушин, Борис Андреевич

– Вы убили его, – грустно прошептала Стелла.
Я застыла, уставившись на свою подружку... Это говорила не та, хорошо знакомая мне, «солнечная» Стелла, которая «в обязательном порядке» всех жалела, и никогда бы не заставила никого страдать!.. Но, видимо, боль потери, как и у меня, вызвала у неё неосознанное чувство злости «на всех и вся», и малышка пока ещё не в состоянии была это в себе контролировать.
– Я?!.. – воскликнул незнакомец. – Но это не может быть правдой! Я никогда никого не убивал!..
Мы чувствовали, что он говорит чистую правду, и знали, что не имеем права перекладывать на него чужую вину. Поэтому, даже не сговариваясь, мы дружно заулыбались и тут же постарались быстренько объяснить, что же здесь такое по-настоящему произошло.
Человек долгое время находился в состоянии абсолютного шока... Видимо, всё услышанное звучало для него дико, и уж никак не совпадало с тем, каким он по-настоящему был, и как относился к такому жуткому, не помещающемуся в нормальные человеческие рамки, злу...
– Как же я смогу возместить всё это?!.. Ведь никак не смогу? И как же с этим жить?!.. – он схватился за голову... – Скольких я убил, скажите!.. Кто-нибудь может это сказать? А ваши друзья? Почему они пошли на такое? Ну, почему?!!!..
– Чтобы вы смогли жить, как должны... Как хотели... А не так, как хотелось кому-то... Чтобы убить Зло, которое убивало других. Потому, наверное... – грустно сказала Стелла.
– Простите меня, милые... Простите... Если сможете... – человек выглядел совершенно убитым, и меня вдруг «укололо» очень нехорошее предчувствие...
– Ну, уж нет! – возмущённо воскликнула я. – Теперь уж вы должны жить! Вы что, хотите всю их жертву свести на «нет»?! Даже и думать не смейте! Вы теперь вместо них будете делать добро! Так будет правильно. А «уходить» – это самое лёгкое. И у вас теперь нет больше такого права.
Незнакомец ошалело на меня уставился, видимо никак не ожидая такого бурного всплеска «праведного» возмущения. А потом грустно улыбнулся и тихо произнёс:
– Как же ты любила их!.. Кто ты, девочка?
У меня сильно запершило в горле и какое-то время я не могла выдавить ни слова. Было очень больно из-за такой тяжёлой потери, и, в то же время, было грустно за этого «неприкаянного» человека, которому будет ох как непросто с эдакой ношей существовать...
– Я – Светлана. А это – Стелла. Мы просто гуляем здесь. Навещаем друзей или помогаем кому-то, когда можем. Правда, друзей-то теперь уже не осталось...
– Прости меня, Светлана. Хотя наверняка это ничего не изменит, если я каждый раз буду у вас просить прощения... Случилось то, что случилось, и я не могу ничего изменить. Но я могу изменить то, что будет, правда ведь? – человек впился в меня своими синими, как небо, глазами и, улыбнувшись, горестной улыбкой, произнёс: – И ещё... Ты говоришь, я свободен в своём выборе?.. Но получается – не так уж и свободен, милая... Скорее уж это похоже на искупление вины... С чем я согласен, конечно же. Но это ведь ваш выбор, что я обязан жить за ваших друзей. Из-за того, что они отдали за меня жизнь.... Но я об этом не просил, правда ведь?.. Поэтому – это не мой выбор...
Я смотрела на него, совершенно ошарашенная, и вместо «гордого возмущения», готового тут же сорваться с моих уст, у меня понемножечку начало появляться понимание того, о чём он говорил... Как бы странно или обидно оно не звучало – но всё это было искренней правдой! Даже если мне это совсем не нравилось...
Да, мне было очень больно за моих друзей, за то, что я никогда их уже не увижу... что не буду больше вести наших дивных, «вечных» бесед с моим другом Светило, в его странной пещере, наполненной светом и душевным теплом... что не покажет нам более, найденных Дином, забавных мест хохотушка Мария, и не зазвучит весёлым колокольчиком её смех... И особенно больно было за то, что вместо них будет теперь жить этот совершенно незнакомый нам человек...
Но, опять же, с другой стороны – он не просил нас вмешиваться... Не просил за него погибать. Не хотел забирать чью-то жизнь. И ему же теперь придётся жить с этой тяжелейшей ношей, стараясь «выплачивать» своими будущими поступками вину, которая по настоящему-то и не была его виной... Скорее уж, это было виной того жуткого, неземного существа, которое, захватив сущность нашего незнакомца, убивало «направо и налево».
Но уж точно это было не его виной...
Как же можно было решать – кто прав, а кто виноват, если та же самая правда была на обеих сторонах?.. И, без сомнения, мне – растерянной десятилетней девочке – жизнь казалась в тот миг слишком сложной и слишком многосторонней, чтобы можно было как-то решать только лишь между «да» и «нет»... Так как в каждом нашем поступке слишком много было разных сторон и мнений, и казалось невероятно сложным найти правильный ответ, который был бы правильным для всех...
– Помните ли вы что-то вообще? Кем вы были? Как вас зовут? Как давно вы здесь? – чтобы уйти от щекотливой, и никому не приятной темы, спросила я.
Незнакомец ненадолго задумался.
– Меня звали Арно. И я помню только лишь, как я жил там, на Земле. И помню, как «ушёл»... Я ведь умер, правда же? А после ничего больше вспомнить не могу, хотя очень хотел бы...
– Да, вы «ушли»... Или умерли, если вам так больше нравится. Но я не уверена, что это ваш мир. Думаю, вы должны обитать «этажом» выше. Это мир «покалеченных» душ... Тех, кто кого-то убил или кого-то сильно обидел, или даже просто-напросто много обманывал и лгал. Это страшный мир, наверное, тот, что люди называют Адом.
– А откуда же тогда здесь вы? Как вы могли попасть сюда? – удивился Арно.
– Это длинная история. Но это и вправду не наше место... Стелла живёт на самом «верху». Ну, а я вообще ещё на Земле...
– Как – на Земле?! – ошеломлённо спросил он. – Это значит – ты ещё живая?.. А как же ты оказалась здесь? Да ещё в такой жути?
– Ну, если честно, я тоже не слишком люблю это место... – улыбнувшись, поёжилась я. – Но иногда здесь появляются очень хорошие люди. И мы пытаемся им помочь, как помогли вам...
– И что же мне теперь делать? Я ведь не знаю здесь ничего... И, как оказалось, я тоже убивал. Значит это как раз и есть моё место... Да и о них кому-то надо бы позаботиться, – ласково потрепав одного из малышей по кудрявой головке, произнёс Арно.

"Можно утверждать: как русская литература вышла из «гоголевской “Шинели”»,

так и постсоветское сообщество аналитиков общественного мнения

вышло из «грушинской шинели» ."

Б.Докторов

Советский и российский философ, социолог,

методолог исторических и социологических исследований,

доктор философских наук, профессор, член-корреспондент РАО

Родился в Москве.

Окончил школу с золотой медалью, философский факультет МГУ (1952), аспирантуру по кафедре логики (там же). Один из основателей Московского логического кружка (с 1952 г.; в Кружок также входили А. А. Зиновьев,М. К. Мамардашвили и Г. П. Щедровицкий; позднее — Московский методологический кружок (ММК)).

Диплом «Проблема логического и исторического в «Капитале» Маркса» (1952). Кандидатская диссертация «Приемы и способы воспроизведения в мышлении исторических процессов развития» (1957). Докторская диссертация «Проблемы методологии исследования общественного мнения» (1967).

1956 - 1967 — газета "Комсомольская правде". Придя в "Комсомольскую правду", основал при ней в 1960 г. первый в истории страны Институт общественного мнения (закрыт в 1967 г.).

1966 - 1968 — Институт философии АН СССР

1968 - 1974 — Институт социологических исследований АН СССР

1974 - 1977 — ЦЭМИ АН СССР

1981 - 1984 — ВНИИСИ АН СССР

1962 - 1965 и 1977 - 1981 — журнал «Проблемы мира и социализма» (г. Прага, ЧССР).

1968 - 1979 — журнал "Вопросы философии"

1984 - до конца жизни — Институт философии АН СССР/РАН (зав.сектором, с 1988 г. - главный научный сотрудник)

1967 - 1968 и 1982 - 1989 — факультет журналистики МГУ

1988 - 1990 — один из организаторов и первый заместитель директора Всесоюзного центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ).

В мае 1989 г. создал первую в стране независимую Службу изучения общественного мнения «Vox Populi».

Профессор - с 1970 г., член-корреспондент РАО (1993, Отделение образования и культуры).

Преподавал в университетах США.

В 1993 г. был членом Президентского совета.

Лауреат премии Союза журналистов России «За журналистское мастерство» 2003 г. (за книгу «Четыре жизни России»).

Умер в Москве. Похоронен на Миусском кладбище.

Грушин Б. А. Очерки логики исторического исследования. М., 1961.
Грушин Б. А. Во имя счастья человеческого. М., 1960. (в соавт. с Чикиным В.)
Грушин Б. А. Лицо поколения. М., 1961. (в соавт. с Чикиным В.)
Грушин Б. А. Исповедь поколения. М., 1962. (в соавт. с Чикиным В.)
Грушин Б. А. Свободное время. Величина. Структура. Проблемы. Перспективы. М., 1966.
Грушин Б. А. Свободное время. Актуальные проблемы. М., 1966.
Грушин Б. А. Мнения о мире и мир мнений. М., 1967.
Массовая информация в советском промышленном городе. Опыт комплексного социологического исследования. / Под ред. Б. А. Грушина, Л. А. Оникова . М., 1980.
Grušin B. In pivo veritas: sentence, aforismy a další pozoruhodné texty z pražských restaurací, hostinců a pivnic . Praha: Merkur, 1985.
Грушин Б. А. Массовое сознание. М., 1987.
Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 1-я "Эпоха Хрущева". М., 2001;
Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 2-я "Эпоха Брежнева" Часть 1. М., 2003.
Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 2-я "Эпоха Брежнева" Часть 2. М., 2006.

Отдельные статьи

Грушин Б. А. Горький вкус невостребованности // Российская социология шестидесятых годов / Под ред. Г.С. Батыгина. - М., 1999
Грушин Б.А. " Мы все время вели войны за свой предмет " // Научно-культурологический жирунал. № 2 . 11.05.2002.

Статьи, выступления, интервью Б.А.Грушина о деле жизни, коллегах и эпохе

Грушин Б.А. К истории научного изучения общественного мнения в России // Открывая Грушина. М., 2010. С. 219-256.

Грушин Б.А. Возможности и перспективы свободы. 10 полемичских вопросов и ответов // Открывая Грушина. М., 2010. С.257-284.

Публикации и отдельные фрагменты о Грушине Б.А.

Борис Грушин разработал собственную общую теорию массового сознания и провел свыше 700 исследований общественного мнения.

Грушин — один из зачинателей-новаторов прикладных социологических исследований в СССР.

Среди его учеников и последователей — Я. Капелюш, В. Сазонов, Т. Дридзе, А. Жаворонков, А. Возьмитель, В. Коробейников, Е. Андрющенко, В. Токаровский, Е. Авраамова, Л. Бызов и многие другие.

Акад. Т.И. Заславская охарактеризовала его как "самого крупного в СССР специалиста по изучению общественного мнения".

Небольшая группа студентов, в которую входил и он, искала свой подход к пониманию марксизма, старалась освободить это учение от идеологии и акцентировать его логические свойства.

По своим политико-гражданским воззрениям Грушин не был ни «красным», ни «белым», ни левым, ни правым, ни либералом, ни консерватором, ни русофилом, ни западником, ни пессимистом, ни оптимистом. Он старался быть совершенно свободным, у него была своя цель в жизни и своя дорога. Изучение общественного мнения для Грушина не было лишь делом, в этом он видел свою гражданскую миссию.

Грушин начал в СССР опросы общественного мнения, стремясь к тому, чтобы опросы стали нормой публичной жизни страны. Он инициировал создание в стране первой специализированной службы изучения мнений населения, сам провел много сотен опросов, предложил свою теорию массового сознания и сделал многое другое. В целом же, — это пока не нашло отражения в науковедческой литературе — благодаря Грушину российская наука обогатилась таким уникальным направлением, как социология общественного мнения. В США, на Западе изучение общественного мнения не является частью социологической науки, а рассматривается как инструмент, метод прикладных междисциплинарных исследований.

Доктор философских наук, профессор Борис Андреевич Грушин - один из основателей советской теоретико-эмпирической социологии. Во-первых, он - философ и методолог социологии, значительно углубивший понятийный язык этой науки. Во-вторых - исследователь различных социальных институтов и массовых форм жизнедеятельности общества: массового сознания, общественного мнения, идеологических процессов, функционирования СМИ, политических процессов. В-третьих, он долгие годы целенаправленно и успешно занимается разработкой методов и процедур сбора и анализа эмпирической информации.