«Привлекаем людей творческих. Ключарь Храма Христа Спасителя прот

― Отец Михаил, расскажите, пожалуйста, как устроена богослужебная практика в Вашем храме. Действительно ли она длится именно 40 дней?

― Вечером того дня, в который совершилась хиротония, ― а надо сказать, что большую часть иерейских хиротоний совершает сам Святейший Патриарх, потому что считает, что должен лично знать человека, на которого будут возложены руки, ― человек, который получил благодать священства или диаконства, приходит к нам в храм. С этого начинается прохождение богослужебной практики, продолжительность которой составляет 30 дней.

Мы стараемся, чтобы практиканты прошли не только через совершение богослужений, но и через совершение церковных таинств ― покаяния, крещения, венчания. Правда венчания у нас бывают не так часто, но иногда мы доверяем практикантам и повенчать. Разумеется, рядом с ними всегда находится опытный клирик нашего храма, который поможет и подскажет, если это потребуется. Идет Великий пост, и тем, кто пришел на практику сейчас, не очень повезло в том смысле, что они почти не совершают Литургий: по воскресным дням Литургию возглавляет архиерей или ключарь храма, так что Литургию святителя Василия Великого они могут наблюдать только со стороны. Для практики же остались в основном субботние дни.

Если у нас одновременно служат несколько практикантов, мы стараемся, чтобы они возглавляли богослужение по очереди.

Во время практики мы обращаем внимание не только на совершение священных действий, но и на внешний вид священнослужителя. К сожалению, ему у нас на приходах уделяется мало внимания, но ведь это очень важный момент! Внешний вид священнослужителя настраивает людей на определенное отношение к богослужению. Если они видят, что священник или диакон выходит из алтаря неопрятным, у них появляется соответствующее настроение по отношению к богослужению. И наоборот. Я всегда говорю практикантам, что их служение начинается с момента выхода из алтаря. Скажем, если диакон, выходя на амвон произносить ектению, слишком торопится, семенит или, наоборот, идет вразвалочку, люди начинают отвлекаться от богослужения, смотреть по сторонам и так далее. А если диакон выходит опрятный, идет благоговейно, уверенной поступью, то уже сам его выход из алтаря концентрирует внимание людей. Он еще ничего не произнес, а люди уже готовы ему внимать.

― Вы говорите, что практика длится 30 дней. Почему же она называется сорокоустом?

― При Святейшем Патриархе Алексие II, когда обязательная практика для новорукоположенных клириков только вводилась, она длилась 40 дней, это был в полном смысле слова сорокоуст. Потом Святейший Патриарх Кирилл решил, что клирик должен пройти не только богослужебную практику, но и практику социального служения. Поэтому в пределах сорокоуста 25 дней ставленник практиковался в богослужении, а на 15 дней отправлялся в Отдел по церковной благотворительности и социального служения и выполнял послушания по линии этого Отдела. С течением времени сами практиканты стали говорить мне, что 25 дней ― это мало, да мы и сами видели, что, если можно так выразиться, священнослужители после такого краткого срока выходили «сырыми». Я обратился к Святейшему Патриарху с просьбой скорректировать продолжительность практики, и он благословил богослужебную практику совершать на протяжении 30 дней и 15 дней практиковаться в Отделе социального служения.

Мое мнение, что и 30 дней мало, да и сами практиканты говорят об этом. Торопиться здесь незачем, потому что, прежде всего, человек должен привыкнуть к служению и успокоиться, потому что все неуклюжие действия происходят из-за того, что человеку приходится исполнять непривычные обязанности, и необходимо время, чтоб освоиться со своим новым положением в алтаре. Недели две после хиротонии клирик приходит в себя, потом у него, образно говоря, начинает проясняться сознание, и он уже ориентируется в своих действиях. И в этот момент забирать его еще рано, потому что полученные навыки нужно закрепить. Примерно к 40-му дню человек действительно чувствует себя уверенно, и его можно выпускать в самостоятельную богослужебную жизнь.

Разумеется, я говорю обобщая, потому что есть ставленники, которые очень хорошо подготовлены, и наблюдать за ними во время практики очень приятно, потому что видно, что человек готовился и знает, что ему нужно. Мелкие огрехи бывают у всех, практика существует как раз для того, чтобы их убрать.

Некоторые практиканты имеют награды за выслугу лет, например не так давно у нас появился священник, который прослужил диаконом 19 лет, и во время рукоположения Святейший возвел его в сан протоиерея. Я всегда говорю, что на практике все равны, а награды даются авансом, и в будущем священнослужитель должен оправдать доверие Патриарха. Наилучший способ сделать это ― быстрее окрепнуть в совершении тех или иных священнодействий.

― Много тех, кто готов и кто не готов к служению?

― Каков процент ― не скажу, но приходят священнослужители очень разного уровня. Все зависит от того, как сам человек относится к событию рукоположения, насколько серьезно к этому готовился.

У нас в Центральном викариатстве принято, что кандидату в священнослужители до хиротонии дают наставника из числа членов Совета викариатства (раньше их выбирали из Епархиального совета). Это опытный священнослужитель, который помогает подготовиться к принятию сана, что-то разъясняет, обсуждает практические вопросы ― чинопоследование, порядок каждения, чтение Евангелия, произнесение возгласов, диалоги между священником и диаконом, ― проверяет, насколько кандидат готов к служению. Это дает свои плоды, потому что после нее священнослужители приходят более подготовленными. Если можно так выразиться, наставник дает кандидату знания в целом, а мы его «ставим на ноги» и совершаем тонкую настройку.

― Вы говорите о практике наставничества. Но раз она существует, значит, семинарского образования недостаточно для подготовки клириков?

― Значит, нет.

― Недавние инспекционные проверки Учебного комитета выявили, что студенты семинарий не очень хорошо знают литургику и чинопоследование богослужения. Вы и сами сталкиваетесь с недостатком знаний Ваших практикантов. Исходя из этих наблюдений, как Вы считаете, следовало ли бы что-то изменить в семинарской программе, чтобы уровень подготовки был более высокий?

― Мне трудно об этом говорить, потому что я не знаю, как сейчас преподают литургику в семинариях. Очевидно, в какой-то степени вина лежит на преподавателях, если они не могут сделать так, чтобы студенты прочно усвоили необходимые знания. Почему ― не знаю, может быть, они слишком по-доброму относятся к студентам, завышают оценки, не желая портить им аттестаты, а это их расхолаживает. Но это просто предположение, чтобы понять причины, надо этот вопрос изучить. Но действительно, бывает, что к нам приходят люди, которые не знают практически ничего. Может быть, они так растерянно ведут себя от страха, от того, что их пугают размеры храма. А вообще, конечно, уровень подготовки кандидатов в священство нужно повышать.

Но не все так плохо. Кстати, сейчас у нас на практике были два диакона, которые помогали нашим псаломщикам читать часы, изобразительны, канон, и как псаломщики очень хорошо ориентировались в богослужении. А в совершении священнодействий в качестве диакона путались.

― Какие знания должны быть у кандидата в диаконы или священники? Он должен наизусть знать чинопоследование?

― О знании наизусть я не говорю, но человек должен хотя бы теоретически ориентироваться в том, что происходит. Когда священнослужитель не подготовлен ― это вносит расстройство в общий ход богослужения, чего допускать никак нельзя. Теорию он должен знать крепко. С практическими действиями проблемы будут, но для их освоения клириков и отправляют на практику.

В дальнейшем человек приобретает опыт уже во время служения на приходе. Особенно хорошо, если он попадает к грамотному настоятелю, потому что его отношение к богослужению передается и членам клира.

Есть один примечательный момент. Диакон знает особенности диаконского служения и после рукоположения неуверенно чувствует себя в качестве священника, потому что это иное служение и иные священнодействия. Но ведь, наверное, каждый диакон имеет желание принять сан священника. От момента, когда он подает прошение на рукоположение, до самой хиротонии проходит достаточно времени для того, чтобы изучить действия священника и подготовиться к новому служению, и очень странно, когда после хиротонии молодой иерей не то что плохо знает, что должен делать, а вообще производит такое впечатление, словно просто с улицы в алтарь зашел и не понимает, что от него в данный момент требуется. Если человек был внимателен в период диаконского служения и присматривался к тому, что происходит на богослужении, священнические действия не будут для него чем-то новым и неизвестным. Основная проблема, как мне кажется, в том, что люди невнимательны. Делаем свое дело, а посмотреть немножко шире, понаблюдать, как другие участвуют в нашем общем деле, нам то ли не хочется, то ли мы не считаем нужным.

― Когда Вы учились, уровень подготовки был лучше? С чем это связано?

― Может быть, мы другие были, я не знаю. Возможно, сейчас нагрузка больше, так что семинаристам требуется заниматься изучением множества дисциплин, например, иностранных языков, даже в том случае, когда в дальнейшем работать с ними не предполагается. В итоге время растрачивается, а базовые знания не усваиваются. Может быть, причина в том, что студенты менее собраны и сконцентрированы на учебе. Повторю: это надо изучать.

― Как преподавали литургику у Вас?

― У нас литургику преподавал будущий митрополит Астраханский и Камызякский Иона, который был благочинным Покровского академического храма. На уроках мы в основном занимались практическими вопросами, можно сказать, что по ним нас прямо «натаскивали». Преподаватель добивался, чтобы мы усвоили именно порядок богослужения, и то, что он нам привил и объяснил ― это до сих пор держится в голове. Да, мы почти не занимались вопросами истории богослужения. Но зато, когда пришли служить, все нам было знакомо и понятно.

― Где Вы сами проходили сорокоуст?

― У нас сорокоуста не было. До принятия священного сана я 10 лет иподиаконствовал у Святейшего Патриарха Пимена и после рукоположения продолжал иподиаконствовать, а по воскресным дням мне иногда удавалось совершать диаконское служение в Богоявленском соборе. Никакой череды в Академии у меня не было. Но для меня не существовало вопроса, что делать дальше: я еще в школе решил посвятить себя служению Церкви и старался набираться опыта служения у своего отца, протоиерея Иоанна Рязанцева, и у других опытных священников, которые прошли достаточно серьезную школу жизни и служения в Церкви. Я наблюдал за ними и как-то спокойно вошел в те обязанности, которые появились после рукоположения.

После иерейской хиротонии сорокоуста тоже не совершал: в то время я оканчивал Академию, надо было писать и защищать диплом. После выпуска Святейший направил меня служить в Успенский храм Новодевичьего монастыря, и началась основная моя жизнь в качестве иерея. Но и тут проблем не было, может быть, только требовалось усвоить какие-то практические мелочи, на которые раньше я не обращал внимания.

О практике прохождения ставленнического сорокоуста

Ценный опыт, который в последние десятилетия появился в Русской Православной Церкви, — это практика «сорокоуста» для тех, кто недавно принял благодать священства. О том, как ставленники постигают богослужебные традиции и с какими трудностями сталкиваются, рассказывает ключарь Храма Христа Спасителя протоиерей Михаил Рязанцев. ПДФ-версия

— Ваше Высокопреподобие, как и почему появилась практика для ставленников в кафед-ральном соборном Храме Христа Спасителя? Как она изменилась за последние годы?

— Эта традиция сформировалась при Святейшем Патриархе Алексии II. Ранее на приходах рукополагали мало, в основном это происходило в духовных учебных заведениях. Когда же современная церковная жизнь уже получила достаточное развитие, возникла и необходимость, и возможность введения практики для ставленников. Она длилась ровно 40 дней, это был в полном смысле слова сорокоуст.
В разных епархиях практику проходят по-своему. Надо сказать, что в Московской городской епархии бо́льшую часть иерейских хиротоний сейчас совершает сам Святейший Патриарх Кирилл, потому что считает, что должен лично познакомиться с человеком, на которого будут возложены руки.

Священник вечером того же дня после хиротонии приходит в наш храм и начинает служить. Кроме Храма Христа Спасителя, рукоположенных священнослужителей могут направить для этого в Богоявленский собор в Елохове, в храм Вознесения Господня у Никитских ворот или в храм Мартина Исповедника.
Изначально речь шла именно о 40 Литургиях подряд. Но не так давно к богослужебной практике прибавилась еще и практика социального служения. Сначала решили попробовать урезать богослужебную практику до 30 дней, а на оста-вшиеся 10 клирик поступал в распоряжение епископа Пантелеимона — руководителя -Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению.

Но в итоге оказалось, что этого срока недостаточно, чтобы освоить основные премудрости богослужения. На последнем расширенном заседании Епархиального совета я обратился к Его Святейшеству с просьбой вернуть 40-дневные богослужения, и это решение было принято. Считаю, что этот срок — минимальный для того, чтобы практикант почувствовал себя уверенно. Ставленнический сорокоуст проходят и священники, и диаконы. Это не только совершение Божественной литургии, но и другие чинопоследования и требы. Все начинается со служения молебнов, потом вводим молодого священника в совершение Таинств крещения и венчания.

— Люди, которые приходят крестить своего ребенка или венчаться, не против, чтобы Таинство совершал неопытный священник?

— Возражений у нас никогда не было. Кроме того, если новорукоположенный не имеет достаточно знаний, он сначала в течение определенного периода времени сослужит более опытному клирику, смотрит на все со стороны. Конечно, многое зависит от предшествующего опыта человека. В течение первой недели мы смотрим, понимает ли он, как схватывает суть — быстро или ему нужна «раскачка».
Уровень подготовки ставленников, которые сейчас приходят к нам, разный. От очень хорошо подготовленных, которые буквально за три дня все осваивают, хорошо знают служебник и готовы показать свои знания на практике, до тех, кто с трудом ориентируется в своих новых обязанностях.

— Но ведь молодой священник после духовных школ уже должен знать литургику на определенном уровне?

— По моему мнению, раньше, когда семинария была средним учебным заведением, там давали более серьезную подготовку именно к совершению богослужения. Например, у нас литургику, а также предмет «Практическое руководство для пастырей» преподавал будущий митрополит Астраханский и Камызякский Иона, который тогда был благочинным Покровского академического храма. На уроках мы в основном занимались практическими вопросами, можно сказать, что по ним нас прямо «натаскивали».
Преподаватель добивался, чтобы мы усвоили порядок богослужения, и то, что он нам привил и объяснил, до сих пор держится в голове. Да, мы мало занимались вопросами истории богослужения. Зато, когда пришли служить, все нам было знакомо и понятно. Сейчас в семинариях главный акцент делается на науке, языках и других предметах. И мы замечаем, что не все семинаристы считают важным уделять достаточное время практической литургике.

Но помимо знаний, полученных в духовных школах, сегодня существует еще и особая подготовка перед хиротонией. Эти обязанности распределены по викариатствам. Где-то более серьезно к этому подходят, где-то менее, и, к сожалению, слабая подготовка всегда очень -заметна.
Святейший Патриарх Кирилл в последнее время все больше обращает внимание на подготовку молодых священников. Сейчас к этому начали подходить более строго. Ранее, если клирик проходил практику неудовлетворительно, это оставалось только на его совести. Теперь после окончания сорокоуста мы пишем характеристику — насколько, по нашему мнению, человек подготовлен к самостоятельному служению.

— Может ли быть курс продлен по необходимости или, наоборот, сокращен для преуспевающих кандидатов?

— Таких случаев у нас пока еще не было. Хотя в воспитательных целях клирикам приходится и «грозить»: будешь практиковаться, пока не научишься правильно служить.
Даже за 40 дней человека невозможно научить всему. Литургию они могут освоить, совершение треб, Таинств, молебнов и прочих служб, а вот, скажем, великопостные службы могут остаться без должного внимания, потому что не все проходят практику в этот период. Или наоборот — те, кто служит у нас во время Великого поста, не так часто служат Литургию.

— Для молодых священников практика в Храме Христа Спасителя — это сложное испытание? Не слишком ли тяжело новорукоположенному служить ежедневно, без выходных?

— Введение ставленнического сорокоуста преследовало чисто практические цели. Потому что, когда человек приходит служить, он -сначала может чувствовать себя неуверенно, бывает и дрожь в голосе или в коленях. Боится не туда повернуться, сделать что-то не так…
Мы стараемся объяснить молодому священнику, что волноваться не стоит. Ведь он пришел сюда, чтобы учиться, и поэтому не должен бояться ошибок. Конечно, сложнее, если человек делает одну и ту же ошибку каждый раз на одном и том же месте. Но чаще всего исправляется — в этом и есть личностный рост, совершенствование.

Очень хорошо, если после практики молодой священник попадает к опытному настоятелю. А вот если его самого назначают настоятелем и на него сваливается множество попечений, то это уже труднее. Поэтому я советую пользоваться моментом, когда можно только служить и полностью вникнуть в суть богослужения. Читайте служебник, и лучше между службами, а не во время, когда надо не только смотреть последование молитв, но и видеть, что происходит вокруг! Практика — это время, когда ты освобожден от всех других своих обязанностей. Оно дается на постижение практического смысла богослужения.
Бывает, что после месяца практики чистый служебник оказывается весь испещрен комментариями, пометками, указаниями. Думаю, в будущем такая книга становится для священника дорогой памятью об этом времени.

— Когда проходит волнение и появляется хотя бы минимальный опыт для молитвы? К пятой, к десятой службе?

— Это сложный вопрос. Вероятно, это происходит, когда новые священнослужители покидают стены этого храма. Недели две после хиротонии клирик приходит в себя, потом у него, образно говоря, начинает проясняться сознание, и он уже ориентируется в своих действиях. Затем полученные навыки нужно закрепить. Я всегда говорю: нужно почувствовать опору под ногами, а все остальное приходит с опытом. Необходимые основы в результате осваивают все, но дальше многое зависит от личности священнослужителя.
Разумеется, нельзя обобщать, потому что иногда приходят уже подготовленные клирики. Мелкие огрехи бывают у всех, практика существует как раз для того, чтобы их убрать.
В духовном смысле, поскольку человек на первых службах часто возбужден и боится ошибиться, говорить о какой-то сугубой молитве трудно. Я сам через это проходил. Со временем приходит и спокойствие, и уравновешенность, и уверенность в своих священнодействиях, и тогда уже начинаешь молиться как должно. Это приходит уже после сорокоуста.

— Кроме волнения, с какими еще психологическими и духовными проблемами сталкиваются молодые священники?

— Мой опыт показывает, что молодым священникам нужна духовная поддержка. В этом году было принято решение, чтобы новопоставленный священнослужитель два раза в неделю мог общаться с духовником по вопросам своего состояния. Это очень своевременно. Надо помнить, что служение не происходит только механически, есть и духовная, и душевная сторона. На личность и труд священника влияет также и то, как выстроены взаимоотношения в его семье, и то, как изменилась его жизнь после рукоположения. Тут, конечно, могут подстерегать какие-то проблемы. Эти вопросы и надо обсуждать с духовником.

Вообще 40 дней — не такой большой срок, чтобы можно было испытать все разнообразие чувств и психологических состояний, которые проходит священник после рукоположения. Если приходят люди, которые сильно волнуются, то хорошо, если к концу практики они начинают действовать увереннее. А если приходят уже с определенным опытом, тогда могут служить даже сразу с явным удовольствием. Бывает и так, что клирика рукополагают, а он уже где-то несет послушания: в епархии или в викариатстве, и ему приходится между службами заниматься еще и своими служебными обязанностями. Таким людям, конечно, сложнее.

— Что должно быть итогом практики — знание наизусть чинопоследования? Есть ли практические «секреты» в обучении?

— Очень важна степень самоподготовки. Хочется уже сейчас пожелать алтарникам или диаконам, которые думают о священническом сане, чтобы они не замыкались на своих обязанностях и смотрели шире. Кто знает, когда Промысл Божий призовет к служению? Хорошо заранее начать готовиться к принятию сана.
То, что происходит в алтаре, например, во время Херувимской песни, — происходит в динамике, и, конечно, священник должен уже знать все диалоги с диаконом, успеть снять покровцы со священных сосудов и покрыть их воздухом. Как правило, именно на этом практиканты стопорятся, и никто ничего не может вспомнить. К этому моменту надо готовиться.

Что касается «секретов», то, например, стал уже классическим способ удерживать под локтем книгу во время каждения. Без этого иногда поначалу руки «разлетаются» и уголь может вылететь. Или еще все повороты учу делать только через правое плечо. Многие делают по-другому. Конечно, ничего сакрального в этом нет, но, когда все делается чинно и по определенному порядку, это помогает прихожанам, не рассеивает внимание, не отвлекает от молитвы.

— Как вы сами, будучи молодым священником, справлялись с трудностями, о которых сейчас рассказали? Что было самым сложным и насколько ваша практика отличалась от той, которая есть у молодых священников сейчас?

— Лично я не проходил сорокоуст в том виде, в каком его проходят сейчас. Меня рукоположили в диаконы, когда я еще иподиаконствовал у Святейшего Патриарха Пимена. Мое служение было в основном на его службах в субботние и воскресные дни, да и то не всегда, поэтому диаконская практика у меня небольшая — всего год. После священнической хиротонии меня назначили в Новодевичий монастырь. Когда я туда пришел, у меня тоже не было сорокоуста, но мне помогали старшие священники. Для меня лично это не было какой-то особой проблемой. Мой отец был священником, и я все видел с детства. Пожалуй, трудностью было вникнуть в смысл читаемых молитв. Хотелось успевать не только совершать какие-то необходимые действия, но и молиться от всего сердца, а это не получалось.

Но я достаточно уверенно себя чувствовал даже на первых службах. И потому мне не понятно, как иногда так получается, что рукополагаются дети священников, а у нас на практике потом оказывается, что их знаний недостаточно.

— Кто еще, помимо Патриарха Пимена, был для вас образцом служения?

— Главным примером для меня был мой отец — протоиерей Иоанн Рязанцев. Кроме того, когда я служил в Богоявленском соборе, мне посчастливилось служить вместе со многими достойнейшими священнослужителями. Например, такими, как протопресвитер Виталий Боровой, протопресвитер Матфей Стаднюк. Он подавал нам пример: приходил на раннюю Литургию и читал записки, а потом шел служить позднюю Литургию.

В Новодевичьем монастыре я учился у священников Леонида Кузьминова, Сергия Суздальцева. Они были разными по характеру и менталитету, но этих пастырей объединяло особое благоговейное отношение к богослужению. Эти люди прошли если не через прямые гонения, то через серьезные унижения точно. И когда они принимали сан, они знали, на что идут, но у них была вера и желание послужить Богу и людям. Это чувствовалось: они шли не за карьерным ростом, о котором, к сожалению, иногда помышляет нынешнее духовенство. Никто из них об этом не думал. Такие примеры были у меня перед глазами, и я сейчас стараюсь им подражать, продолжать московскую традицию богослужения.

— Какие особенности служения Литургии, характерные для этих замечательных пастырей, вы считаете важным донести до молодых священников?

— Московская традиция служения всегда отличалась благолепием, богослужение было красивым и вдохновенным. Я помню еще в советские времена, как к нам в гости приехал священник из Ленинграда — они вместе с моим батюшкой учились в семинарии. Когда они поездили по нашим московским храмам, то гость удивился: «Как у вас благолепно в храмах! Красота, чистота, порядок». Ясно, что он имел в виду не красоту архитектуры или интерьера, а именно отношение к храму как к святыне. У нас даже бабушки прибирались в храмах после окончания службы с особенной любовью — чистили подсвечники, протирали полы, каждый уголок. Это делалось не просто по обязанности. Люди воспринимали храм как святое место, где должен быть особый порядок.

Я часто говорю диаконам, которые у нас проходят практику, что служение начинается с выхода на ектению. Он еще ничего не произнес, а люди уже видят его и настраиваются. Одно дело, когда он выходит опрятный, идет благоговейно, уверенной поступью, спокойно. Но если опрометью «вылетают» из алтаря и начинают торопливо или небрежно совершать крестное знамение, то это очень нехорошо.
Настроение священнослужителя всегда передается людям. Если диакон или священник благоговеет перед тем, что он делает, то это благоговение по особому Божиему произволению переходит на людей. И даже не только на молящихся, но и на тех, кто заходит в храм из любопытства.
В Храме Христа Спасителя и клирики, и другие служащие стараются сохранить дух традиционного московского богослужения. Поэтому молодые священники могут получить здесь хорошую практику. Нельзя сказать, что это какой-то очень большой опыт, но хотя бы главному они успевают научиться.

Из книги святителя Симеона Солунского (кон. XIV в. — 1429) "Премудрость нашего спасения":

"Принимая на всё благословение от архиерея, в течение седмицы <пресвитер> ежедневно совершает Литургию по Уставу, чтобы научиться своему делу и чтобы священнодействие продолжалось непрерывно в течение семи дней, означающих <символически> всю земную жизнь нашу, и дабы, совершив служение в теперешней жизни, достигнуть <небесного> бесконечного священнослужения и непосредственного общения со Христом. При этом, как получи-вший великий духовный дар, он должен, по числу даров духовных, в течение стольких же дней непрестанно совершать дела благодати".

Ценный опыт, который в последние десятилетия появился в Русской Православной Церкви, — это практика «сорокоуста» для тех, кто недавно принял благодать священства. О том, как ставленники постигают богослужебные традиции и с какими трудностями сталкиваются, «Журналу Московской Патриархии» () рассказывает ключарь кафедрального соборного г. Москвы .

— Эта традиция сформировалась при . Ранее на приходах рукополагали мало, в основном это происходило в духовных учебных заведениях. Когда же современная церковная жизнь уже получила достаточное развитие, возникла и необходимость, и возможность введения практики для ставленников. Она длилась ровно 40 дней, это был в полном смысле слова сорокоуст.

В разных епархиях практику проходят по-своему. Надо сказать, что в большую часть иерейских хиротоний сейчас совершает сам , потому что считает, что должен лично познакомиться с человеком, на которого будут возложены руки.

Изначально речь шла именно о 40 Литургиях подряд. Но не так давно к богослужебной практике прибавилась еще и практика социального служения. Сначала решили попробовать урезать богослужебную практику до 30 дней, а на оста-вшиеся 10 клирик поступал в распоряжение , руководителя .

Но в итоге оказалось, что этого срока недостаточно, чтобы освоить основные премудрости богослужения. На последнем расширенном заседании я обратился к Его Святейшеству с просьбой вернуть 40-дневные богослужения, и это решение было принято. Считаю, что этот срок — минимальный для того, чтобы практикант почувствовал себя уверенно. Ставленнический сорокоуст проходят и священники, и диаконы. Это не только совершение Божественной литургии, но и другие чинопоследования и требы. Все начинается со служения молебнов, потом вводим молодого священника в совершение таинств Крещения и Венчания.

— Люди, которые приходят крестить своего ребенка или венчаться, не против, чтобы таинство совершал неопытный священник?

Уровень подготовки ставленников, которые сейчас приходят к нам, разный. От очень хорошо подготовленных, которые буквально за три дня все осваивают, хорошо знают служебник и готовы показать свои знания на практике, до тех, кто с трудом ориентируется в своих новых обязанностях.

— Но ведь молодой священник после духовных школ уже должен знать литургику на определенном уровне?

Преподаватель добивался, чтобы мы усвоили порядок богослужения, и то, что он нам привил и объяснил, до сих пор держится в голове. Да, мы мало занимались вопросами истории богослужения. Зато, когда пришли служить, все нам было знакомо и понятно. Сейчас в семинариях главный акцент делается на науке, языках и других предметах. И мы замечаем, что не все семинаристы считают важным уделять достаточное время практической литургике.

Святейший Патриарх Кирилл в последнее время все больше обращает внимание на подготовку молодых священников. Сейчас к этому начали подходить более строго. Ранее, если клирик проходил практику неудовлетворительно, это оставалось только на его совести. Теперь после окончания сорокоуста мы пишем характеристику — насколько, по нашему мнению, человек подготовлен к самостоятельному служению.

— Может ли быть курс продлен по необходимости или, наоборот, сокращен для преуспевающих кандидатов?

— Таких случаев у нас пока еще не было. Хотя в воспитательных целях клирикам приходится и «грозить»: будешь практиковаться, пока не научишься правильно служить.

Даже за 40 дней человека невозможно научить всему. Литургию они могут освоить, совершение треб, таинств, молебнов и прочих служб, а вот, скажем, великопостные службы могут остаться без должного внимания, потому что не все проходят практику в этот период. Или наоборот — те, кто служит у нас во время Великого поста, не так часто служат Литургию.

Мы стараемся объяснить молодому священнику, что волноваться не стоит. Ведь он пришел сюда, чтобы учиться, и поэтому не должен бояться ошибок. Конечно, сложнее, если человек делает одну и ту же ошибку каждый раз на одном и том же месте. Но чаще всего исправляется — в этом и есть личностный рост, совершенствование.

Бывает, что после месяца практики чистый служебник оказывается весь испещрен комментариями, пометками, указаниями. Думаю, в будущем такая книга становится для священника дорогой памятью об этом времени.

— Когда проходит волнение и появляется хотя бы минимальный опыт для молитвы? К пятой, к десятой службе?

Разумеется, нельзя обобщать, потому что иногда приходят уже подготовленные клирики. Мелкие огрехи бывают у всех, практика существует как раз для того, чтобы их убрать.

В духовном смысле, поскольку человек на первых службах часто возбужден и боится ошибиться, говорить о какой-то сугубой молитве трудно. Я сам через это проходил. Со временем приходит и спокойствие, и уравновешенность, и уверенность в своих священнодействиях, и тогда уже начинаешь молиться как должно. Это приходит уже после сорокоуста.

— Кроме волнения, с какими еще психологическими и духовными проблемами сталкиваются молодые священники?

То, что происходит в алтаре, например, во время Херувимской песни, — происходит в динамике, и, конечно, священник должен уже знать все диалоги с диаконом, успеть снять покровцы со священных сосудов и покрыть их воздухом. Как правило, именно на этом практиканты стопорятся, и никто ничего не может вспомнить. К этому моменту надо готовиться.

— Как Вы сами, будучи молодым священником, справлялись с трудностями, о которых сейчас рассказали? Что было самым сложным и насколько Ваша практика отличалась от той, которая есть у молодых священников сейчас?

— Лично я не проходил сорокоуст в том виде, в каком его проходят сейчас. Меня рукоположили в диаконы, когда я еще иподиаконствовал у . Мое служение было в основном на его службах в субботние и воскресные дни, да и то не всегда, поэтому диаконская практика у меня небольшая — всего год. После священнической хиротонии меня назначили в . Когда я туда пришел, у меня тоже не было сорокоуста, но мне помогали старшие священники. Для меня лично это не было какой-то особой проблемой. Мой отец был священником, и я все видел с детства. Пожалуй, трудностью было вникнуть в смысл читаемых молитв. Хотелось успевать не только совершать какие-то необходимые действия, но и молиться от всего сердца, а это не получалось.

— Кто еще, помимо Патриарха Пимена, был для Вас образцом служения?

— Главным примером для меня был мой отец — протоиерей Иоанн Рязанцев. Кроме того, когда я служил в Богоявленском соборе, мне посчастливилось служить вместе со многими достойнейшими священнослужителями. Например, такими, как протопресвитер Виталий Боровой, . Он подавал нам пример: приходил на раннюю Литургию и читал записки, а потом шел служить позднюю Литургию.

— Какие особенности служения Литургии, характерные для этих замечательных пастырей, Вы считаете важным донести до молодых священников?

Настроение священнослужителя всегда передается людям. Если диакон или священник благоговеет перед тем, что он делает, то это благоговение по особому Божиему произволению переходит на людей. И даже не только на молящихся, но и на тех, кто заходит в храм из любопытства.

В Храме Христа Спасителя и клирики, и другие служащие стараются сохранить дух традиционного московского богослужения. Поэтому молодые священники могут получить здесь хорошую практику. Нельзя сказать, что это какой-то очень большой опыт, но хотя бы главному они успевают научиться.

Один из первых пострадавших за веру новомучеников – священник Александр Хотовицкий, последний ключарь Храма Христа Спасителя перед его уничтожением. Протоиерей Михаил Рязанцев, первый ключарь воссозданного Храма Христа Спасителя, ответил на вопросы «ТД» о судьбе священномученика Александра, церковном почитании новомучеников и статусе патриарших соборов Москвы в советское время и сегодня.

Протоиерей Михаил Рязанцев

– Сведения довольно скудные, поскольку был уничтожен не только сам Храм Христа Спасителя, но и воспоминания о тех, кто здесь служил.– Отец Михаил, священномученик Александр Хотовицкий был последним ключарем Храма Христа Спасителя до его разрушения в 1931 году. Что Вы могли бы рассказать о деятельности отца Александра на этой должности?

Известно, что священник Александр Хотовицкий получил назначение в Храм Христа Спасителя после служения в Америке и в Финляндии.

Если быть точным, в 1914 году закончилось его послушание в Америке и он был переведен в Гельсингфорс (Хельсинки), поскольку обладал миссионерским даром, даром убеждения и даром проповеди и многих протестантов еще в Америке привел к православию. Очевидно, священноначалие сочло для него возможным потрудиться в Финляндии, где, хотя это была территория Российской империи, тоже было много протестантов.

И вот после этого в августе 1917 года он получил назначение на должность ключаря Храма Христа Спасителя.

– В чем заключаются обязанности ключаря? Для современного человека смысл этого слова далеко не очевиден…

– Обычно ключарем является священнослужитель, который отвечает за ризницу, церковные сосуды и ценности, которые хранятся в храме. Если настоятелем храма является правящий архиерей или, как в случае с кафедральным собором Москвы, Святейший Патриарх, старший священник храма называется ключарем.

Сегодня должность ключаря Храма Христа Спасителя включает в себя не только хранение ризницы, но и организацию богослужений, как патриарших, так и вседневных. Как видно, к ключам это имеет совсем не такое большое отношение. Хотя в какой-то степени это действительно хранение ключей от ризницы.

Священномученик Александр Хотовицкий

Спасителя? – Что известно о жизни отца Александра Хотовицкого в период после его назначения на должность ключаря Храма Христа

– Тогда он был еще в сане протоиерея и, как мы знаем, на годы его служения в Храме Христа Спасителя, с 1917 по 1924, выпали тяжелые испытания для всей Русской Православной Церкви и, в частности, для Храма Христа Спасителя.

Отец Александр участвовал в Поместном соборе 1917-1918 годов.

Что касается храма, до революции 1917 года он находился на государственном обеспечении. То есть ремонтные, реставрационные работы, выплаты жалования священнослужителям осуществлялись за счет государственной казны. Государство взяло на себя заботу о материальном содержании храма, поскольку он был не просто церковным зданием, но еще и памятником погибшим во время Отечественной войны 1812 года.

Когда после революции в государственном содержании было отказано, отец Александр явился инициатором создания общества по поддержанию Храма Христа Спасителя и обратился с воззванием к современникам, москвичам и всем, кому был дорог этот храм с тем, чтобы не дать разрушиться этой святыне. Дело в том, что к тому времени стали разрушаться горельефы, которые, кстати, были сделаны не из мрамора, а из «протопоповского камня» – особого известняка, который добывали под Москвой.

Отец Александр надеялся, что какие-то добрые люди, имеющие денежные средства, могли бы помочь в этом деле. В своей квартире он собирал людей, которые были неравнодушны к судьбе Храма Христа Спасителя, и они обсуждали, как помочь храму. Советские карательные органы увидели в этом контрреволюционную деятельность, а сами собрания представили как тайные и антисоветские.

В 1924 году отец Александр был арестован и обвинен в утаивании церковных ценностей. Прокурор Вышинский требовал смертной казни для всех, кто вместе с отцом Александром был в числе обвиняемых, но в то время выносились не такие жестокие приговоры, как в 30-е годы. Отец Александр был сослан в Туруханский край на несколько лет.

Храм Христа Спасителя до разрушения

Что касается Храма Христа Спасителя, как известно, после революции он недолго принадлежал Русской Православной Церкви. В 20-е годы его захватили обновленцы, и до самого разрушения в 1931 году никаких работ по реставрации, ремонту и уходу не проводилось.

– Известно что-нибудь о деятельности отца Александра в период его служения в храме Ризоположения?

– Поскольку отец Александр был обвинен в преступлениях против советской власти, ему было запрещено проповедовать. Церковные современники рассказывали о нем как о замечательном священнике с прекрасным голосом, который с высоким духовным, религиозным чувством совершал богослужения, но никогда не проповедовал, потому что это было ему запрещено.

Летом 1937 года отец Александр снова был арестован. Мы проводили исследование и в архивах ФСБ нашли сведения о том, что 19 августа, в праздник Преображения Господня, ему был вынесен смертный приговор и в этот же день отец Александр был расстрелян. Одно время мы думали, что он покоится на Бутовском полигоне. Однако, по данным архивов ФСБ, протопресвитер Александр Хотовицкий вместе с другими расстрелянными был похоронен в братской могилев районе Донского монастыря, там, где сейчас крематорий.

Больше ничего не известно, потому что в архивах судебных заседаний ничего, кроме того, о чем я сказал, не сохранилось. Больше могли бы рассказать участники процессов, очевидцы, современники. Но время было такое, что люди, которые о чем-то знали, предпочитали молчать, чтобы не оказаться в местах не столь отделенных. И все воспоминания того времени ушли вместе с людьми.

– Вам не приходилось видеться с современниками, близкими отца Александра?

– К сожалению, нет. Кончено, времени прошло много. Если бы можно было пораньше вернуться к идее воссоздания Храма Христа Спасителя, когда многие из современников отца Александра еще были живы, мы могли бы почерпнуть больше сведений. Возможно, у кого-то сохранились какие-то сведения в домашних архивах, но пока об этом не известно.

– Известно что-то о супруге отца Александра, об их детях?

Икона священномученика Александра Хотовицкого

– Протопресвитер Александр Хотовицкий прославлен в сонме новомучеников и исповедников российских. С одной стороны, эти святые канонизированы Церковью, с другой – их почитание не очень распространено. С чем это связано? – Ничего. Детей, насколько знаю, не было.

– Это вопрос закономерный, ведь это те святые, которые были не только нашими соотечественниками, но для многих и современниками. Многие почитают святых в основном за то, что по их молитвам происходят исцеления, совершаются чудеса, а если это просто святой, к сожалению, какого-то особого отношения к нему нет. Порой, когда смотришь на современный уровень духовной жизни наших верующих людей, мелькает мысль: «А не бесплодны ли были труды и страдания новомучеников?». Потому что общецерковного их почитания со стороны верующих мирян нет. Конечно, не думаю, что, глядя на нас, новомученики отказались бы пойти на свою Голгофу, но иногда кажется, что мы не в полной степени достойны их трудов и их страданий.

Память об их подвигах должна существовать, чтобы, прежде всего, в будущем не повторился период гонений на Церковь. А ведь это зависит от нас. Конечно, всякое бывает. Возможно, если какие-то притеснения начнутся, тогда и вспомнят о тех людях, которые уже прошли через эту ситуацию, и будут искать у них помощи.

– Что делать, чтобы распространить их почитание? Что делается конкретно в отношении памяти отца Александра Хотовицкого?

– Мы в Храме Христа Спасителя всегда в молитвах к нему обращаемся. Думаю, что и в храме Ризоположения совершается его почитание.

– Вы служите молебен в день его памяти?

– Дело в том что, отец Александр был расстрелян на Преображение, а канонизирован в праздник Введения Пресвятой Богородицы во Храм. Поэтому в эти дни, конечно же, первенствуют двунадесятые праздники. Но на следующий день после Введения мы всегда служим службу священномученику Александру по чинопоследованию службы новомученикам и исповедникам российским.

– Когда была написана его икона?

Фото, с которого написан парадный портрет

А вот на стене в моем кабинете – парадный портрет отца Александра. Наши художники по моей просьбе писали его с фотографии. Теперь он присутствует здесь как один из клириков Храма Христа Спасителя.-Впервые икону отца Александра Хотовицкого мне привезли из Америки. Она была написана в Американской Православной Церкви, ведь там он почитался до его канонизации у нас, в России. А ко дню канонизации был сделан список с американского образа. Сейчас он находится в Алексеевском приделе Храма Преображения, где у нас совершается крещение.

– Тропарь и кондак были составлены в Америке?

– Нет, они были написаны ко дню канонизации.

– До революции старшим священником города Москвы был настоятель Успенского собора московского Кремля. После революционных катаклизмов 1917 года старшими священниками считался настоятель собора Богоявления в Дорогомилове, а после его разрушения – настоятель Богоявленского собора в Елохове. Теперь, после воссоздания Храма Христа Спасителя, как соотносятся между собой статусы московских кафедральных соборов?

– Успенский собор, несмотря на то, что имеет статус музея, до сих пор является Патриаршим собором. В отношении кафедрального собора Москвы произошла коллизия, которая, может быть, не совсем соответствует канонам: у нас таких соборов не один, а два.

Когда воссоздали Храм Христа Спасителя, чтобы не умалять достоинство Богоявленского собора в Елохове, был принято такое компромиссное решение: Храм Христа Спасителя – кафедральный собор Патриарха как главы Русской Православной Церкви, а Богоявленский – кафедральный собор правящего архиерея города Москвы, то есть, на самом деле, тоже Святейшего Патриарха. Никакими бумагами и постановлениями Синода или Епархиального собрания это не обозначено, и, тем не менее, такое распределение существует.

– Как в период после ареста отца Александра шла линия преемства титула старшего священника Москвы?

– Вести эту линию от отца Александра неправильно, потому что главным священником кафедрального собора Христа Спасителя был не он, а настоятель (ведь до Поместного

Богоявленский собор в Елохове

– А после избрания Патриарха? собора Патриарха на Руси не было) .

– Провести эту линию четко невозможно, потому что после смерти патриарха, к сожалению, возникли трагические коллизии с местоблюстителями. Время было такое, что о первенстве вообще не было речи, все старались как-то спасти Церковь и служили на тех местах, где приходилось, без рассуждения о том, кто первый, кто последний.

После избрания патриарха Сергия, когда начали совершать богослужения в Елоховском кафедральном соборе, его настоятелей стали возводить в сан протопресвитера. Протопресвитером был отец Николай Колчицкий, отец Иоанн Соболев, отец Виталий Боровой, в последнее время – протопресвитер Матфей Стаднюк.

В период гонений линия жизни нашей Церкви имела «белый пятна», и провести ее возможно только пунктирно.

– Сегодня многое изменилось. Вместо годовщины революции, 7 ноября, мы празднуем День народного единства. По церковному календарю – празднование в честь иконы Божией Матери Казанская. Храм Христа Спасителя – один из символов новой Росси. Перед ним, как и перед всей Церковью в последние два года встали новые задачи. В чем Вы видите, с одной стороны, продолжение традиций, а с другой – изменение роли и функций соборного храма при XVI-м Патриархе Московском и всея Руси?

Храм Христа Спасителя. Современный вид

– Я очень не люблю слово «роль», когда оно применяется к жизни Церкви.
Церковь, начиная с Патриарха Сергия: патриарх Алексий I, патриарх Пимен. И всегда Богоявленский собор являлся образцом церковной жизни, и священники для служения в этом храме подбирались так, чтобы были и грамотными, и добрыми, и опытными в духовной жизни.Если говорить о кафедральном соборе, в период гонений Богоявленский собор был местом, где, прежде всего, совершали богослужение люди, которые возглавляли Русскую

Со времени воссоздания Храма Христа Спасителя функции кафедрального собора несколько расширились. Если в период гонений людям, особенно молодежи, запрещали ходить в храмы, причем главным образом на Рождество, на Пасху (хотя богослужения совершались), сейчас кафедральный собор Храм Христа Спасителя не только открыт для всех желающих, но мы видим, как на торжественные патриаршие богослужения приезжают государственные деятели. И это не какой-то их долг, как первых лиц государства. Мы на самом дела видим, что люди приезжают сюда не просто постоять со свечкой в руках, но что-то у них в душе происходит во время богослужения.

Как человек, который 11 лет иподьяконствовал у покойного патриарха Пимена и в течение продолжительного времени участвовал в богослужениях в Богоявленском соборе, я всегда старался и стараюсь в своей деятельности продолжить московскую традицию совершения богослужения. Потому что в нашем богослужении есть определенные качества, присущие именно Москве. Надеюсь, в какой-то степени это нам удается.

В последние годы в Храм Христа Спасителя привозят мощи святых, почитаемых во всем православном мире. Когда в этом году в Россию прибыла десница святителя Спиридона Тримифунтского, предполагалось сразу отвезти ее в Даниловский монастырь, который был инициатором приезда. Но Святейший патриарх сказал, что сначала святыня она должна побыть в кафедральном соборе. Одна из причин – то, что Храм Христа Спасителя для многих, особенно иногородних – очень хороший ориентир, его легко найти в Москве и, следовательно, большее число верующих может поклониться святыне. Приметное местонахождение – одно преимуществ из кафедрального собора.

Протоиерей Михаил Рязанцев в алтаре Храма Христа Спасителя

– Что Вы имеете в виду, говоря об особенных качествах московских богослужений?

– Это трудно объяснить. Просто везде, в любом храме должны быть порядок и чистота, благолепие и домашняя атмосфера, в которую людям хотелось бы прийти, чтобы существовала забота о святынях храма. Как мне кажется, московские храмы как раз этим отличались в особой степени.

Как-то к нам еще в советские времена приехал один батюшка из Ленинграда. Побывав в московских храмах, он был как-то приятно удивлен тем, как в них поддерживается благолепие. Но об этом трудно рассказать, нужно как-то почувствовать это особое духовное настроение. Может быть, это ощутится после того, как человек побывает в разных местах.

Возвращаясь к теме кафедрального собора, отмечу, что святейший патриарх Алексий II, назначая сюда клириков, очевидно, имел в виду что здесь священники будут сталкиваться со многими проблемами. И они должны иметь достаточные образование и духовный и жизненный опыт, чтобы ответить на возникающие вопросы. Ведь кроме того, что сюда приходят люди, которые составляют приход Храма Христа Спасителя (таких немного, примерно 100-150 человек), сюда заходят и те, кто находится в Москве проездом и у кого, например, находится свободное время между поездами или самолетами. Многие хотят побывать в нашем храме, в том числе и жители мест, в которых храмов нет. Но душа-то просит духовной поддержки. И мы своими силами, трудами стараемся эту поддержку оказать. То есть здесь и миссионерство в какой-то степени.

Храм Христа Спасителя

Сюда приходят люди, совершенно далекие от Церкви и православной веры, для которых это место прежде всего – памятник Отечественной войне 1812 года (ведь, проходя по галерее храма, можно воссоздать картину боевых действий от начала до окончания войны). Но, в любом случае, нет ни одного человека, который остался бы равнодушен, посещая Храм Христа Спасителя. Надеюсь, что хоть в малой степени посещение храма будет иметь следствием то, что человек задумается о своей жизни и своем назначении. В этом мы видим миссию всех, кто сегодня трудится в Храме Христа Спасителя.

Ценный опыт, который в последние десятилетия появился в Русской Православной Церкви, - это практика «сорокоуста» для тех, кто недавно принял благодать священства. О том, как ставленники постигают богослужебные традиции и с какими трудностями сталкиваются, «Журналу Московской Патриархии» () рассказывает ключарь кафедрального соборного Храма Христа Спасителя г. Москвы протоиерей Михаил Рязанцев.

Ваше Высокопреподобие, как и почему появилась практика для ставленников в кафедральном соборном Храме Христа Спасителя? Как она изменилась за последние годы?

Эта традиция сформировалась при Святейшем Патриархе Алексии II. Ранее на приходах рукополагали мало, в основном это происходило в духовных учебных заведениях. Когда же современная церковная жизнь уже получила достаточное развитие, возникла и необходимость, и возможность введения практики для ставленников. Она длилась ровно 40 дней, это был в полном смысле слова сорокоуст.

В разных епархиях практику проходят по-своему. Надо сказать, что в Московской городской епархии большую часть иерейских хиротоний сейчас совершает сам Святейший Патриарх Кирилл, потому что считает, что должен лично познакомиться с человеком, на которого будут возложены руки.

Изначально речь шла именно о 40 Литургиях подряд. Но не так давно к богослужебной практике прибавилась еще и практика социального служения. Сначала решили попробовать урезать богослужебную практику до 30 дней, а на оставшиеся 10 клирик поступал в распоряжение епископа Пантелеимона, руководителя Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению.

Но в итоге оказалось, что этого срока недостаточно, чтобы освоить основные премудрости богослужения. На последнем расширенном заседании Епархиального совета я обратился к Его Святейшеству с просьбой вернуть 40-дневные богослужения, и это решение было принято. Считаю, что этот срок - минимальный для того, чтобы практикант почувствовал себя уверенно. Ставленнический сорокоуст проходят и священники, и диаконы. Это не только совершение Божественной литургии, но и другие чинопоследования и требы. Все начинается со служения молебнов, потом вводим молодого священника в совершение таинств Крещения и Венчания.

Люди, которые приходят крестить своего ребенка или венчаться, не против, чтобы таинство совершал неопытный священник?

Возражений у нас никогда не было. Кроме того, если новорукоположенный не имеет достаточно знаний, он сначала в течение определенного периода времени сослужит более опытному клирику, смотрит на все со стороны. Конечно, многое зависит от предшествующего опыта человека. В течение первой недели мы смотрим, понимает ли он, как схватывает суть - быстро или ему нужна «раскачка».

Но ведь молодой священник после духовных школ уже должен знать литургику на определенном уровне?

По моему мнению, раньше, когда семинария была средним учебным заведением, там давали более серьезную подготовку именно к совершению богослужения. Например, у нас литургику, а также предмет «Практическое руководство для пастырей» преподавал будущий митрополит Астраханский и Камызякский Иона, который тогда был благочинным Покровского академического храма. На уроках мы в основном занимались практическими вопросами, можно сказать, что по ним нас прямо «натаскивали».

Святейший Патриарх Кирилл в последнее время все больше обращает внимание на подготовку молодых священников. Сейчас к этому начали подходить более строго. Ранее, если клирик проходил практику неудовлетворительно, это оставалось только на его совести. Теперь после окончания сорокоуста мы пишем характеристику - насколько, по нашему мнению, человек подготовлен к самостоятельному служению.

Может ли быть курс продлен по необходимости или, наоборот, сокращен для преуспевающих кандидатов?

Таких случаев у нас пока еще не было. Хотя в воспитательных целях клирикам приходится и «грозить»: будешь практиковаться, пока не научишься правильно служить.

Даже за 40 дней человека невозможно научить всему. Литургию они могут освоить, совершение треб, таинств, молебнов и прочих служб, а вот, скажем, великопостные службы могут остаться без должного внимания, потому что не все проходят практику в этот период. Или наоборот - те, кто служит у нас во время Великого поста, не так часто служат Литургию.

Для молодых священников практика в Храме Христа Спасителя - это сложное испытание? Не слишком ли тяжело новорукоположенному служить ежедневно, без выходных?

Введение ставленнического сорокоуста преследовало чисто практические цели. Потому что, когда человек приходит служить, он сначала может чувствовать себя неуверенно, бывает и дрожь в голосе или в коленях. Боится не туда повернуться, сделать что-то не так…

Мы стараемся объяснить молодому священнику, что волноваться не стоит. Ведь он пришел сюда, чтобы учиться, и поэтому не должен бояться ошибок. Конечно, сложнее, если человек делает одну и ту же ошибку каждый раз на одном и том же месте. Но чаще всего исправляется - в этом и есть личностный рост, совершенствование.

Очень хорошо, если после практики молодой священник попадает к опытному настоятелю. А вот если его самого назначают настоятелем и на него сваливается множество попечений, то это уже труднее. Поэтому я советую пользоваться моментом, когда можно только служить и полностью вникнуть в суть богослужения. Читайте служебник, и лучше между службами, а не во время, когда надо не только смотреть последование молитв, но и видеть, что происходит вокруг! Практика - это время, когда ты освобожден от всех других своих обязанностей. Оно дается на постижение практического смысла богослужения.

Когда проходит волнение и появляется хотя бы минимальный опыт для молитвы? К пятой, к десятой службе?

Это сложный вопрос. Вероятно, это происходит, когда новые священнослужители покидают стены этого храма. Недели две после хиротонии клирик приходит в себя, потом у него, образно говоря, начинает проясняться сознание, и он уже ориентируется в своих действиях. Затем полученные навыки нужно закрепить. Я всегда говорю: нужно почувствовать опору под ногами, а все остальное приходит с опытом. Необходимые основы в результате осваивают все, но дальше многое зависит от личности священнослужителя.

Кроме волнения, с какими еще психологическими и духовными проблемами сталкиваются молодые священники?

Мой опыт показывает, что молодым священникам нужна духовная поддержка. В этом году было принято решение, чтобы новопоставленный священнослужитель два раза в неделю мог общаться с духовником по вопросам своего состояния. Это очень своевременно. Надо помнить, что служение не происходит только механически, есть и духовная, и душевная сторона. На личность и труд священника влияет также и то, как выстроены взаимоотношения в его семье, и то, как изменилась его жизнь после рукоположения. Тут, конечно, могут подстерегать какие-то проблемы. Эти вопросы и надо обсуждать с духовником.

Вообще 40 дней - не такой большой срок, чтобы можно было испытать все разнообразие чувств и психологических состояний, которые проходит священник после рукоположения. Если приходят люди, которые сильно волнуются, то хорошо, если к концу практики они начинают действовать увереннее. А если приходят уже с определенным опытом, тогда могут служить даже сразу с явным удовольствием. Бывает и так, что клирика рукополагают, а он уже где-то несет послушания: в епархии или в викариатстве, и ему приходится между службами заниматься еще и своими служебными обязанностями. Таким людям, конечно, сложнее.

Что должно быть итогом практики - знание наизусть чинопоследования? Есть ли практические «секреты» в обучении?

Очень важна степень самоподготовки. Хочется уже сейчас пожелать алтарникам или диаконам, которые думают о священническом сане, чтобы они не замыкались на своих обязанностях и смотрели шире. Кто знает, когда Промысл Божий призовет к служению? Хорошо заранее начать готовиться к принятию сана.

То, что происходит в алтаре, например, во время Херувимской песни, - происходит в динамике, и, конечно, священник должен уже знать все диалоги с диаконом, успеть снять покровцы со священных сосудов и покрыть их воздухом. Как правило, именно на этом практиканты стопорятся, и никто ничего не может вспомнить. К этому моменту надо готовиться.

Как Вы сами, будучи молодым священником, справлялись с трудностями, о которых сейчас рассказали? Что было самым сложным и насколько Ваша практика отличалась от той, которая есть у молодых священников сейчас?

Лично я не проходил сорокоуст в том виде, в каком его проходят сейчас. Меня рукоположили в диаконы, когда я еще иподиаконствовал у Святейшего Патриарха Пимена. Мое служение было в основном на его службах в субботние и воскресные дни, да и то не всегда, поэтому диаконская практика у меня небольшая - всего год. После священнической хиротонии меня назначили в Новодевичий монастырь. Когда я туда пришел, у меня тоже не было сорокоуста, но мне помогали старшие священники. Для меня лично это не было какой-то особой проблемой. Мой отец был священником, и я все видел с детства. Пожалуй, трудностью было вникнуть в смысл читаемых молитв. Хотелось успевать не только совершать какие-то необходимые действия, но и молиться от всего сердца, а это не получалось.

Кто еще, помимо Патриарха Пимена, был для Вас образцом служения?

Главным примером для меня был мой отец - протоиерей Иоанн Рязанцев. Кроме того, когда я служил в Богоявленском соборе, мне посчастливилось служить вместе со многими достойнейшими священнослужителями. Например, такими, как протопресвитер Виталий Боровой, протопресвитер Матфей Стаднюк. Он подавал нам пример: приходил на раннюю Литургию и читал записки, а потом шел служить позднюю Литургию.

Какие особенности служения Литургии, характерные для этих замечательных пастырей, Вы считаете важным донести до молодых священников?

Московская традиция служения всегда отличалась благолепием, богослужение было красивым и вдохновенным. Я помню еще в советские времена, как к нам в гости приехал священник из Ленинграда - они вместе с моим батюшкой учились в семинарии. Когда они поездили по нашим московским храмам, то гость удивился: «Как у вас благолепно в храмах! Красота, чистота, порядок». Ясно, что он имел в виду не красоту архитектуры или интерьера, а именно отношение к храму как к святыне. У нас даже бабушки прибирались в храмах после окончания службы с особенной любовью - чистили подсвечники, протирали полы, каждый уголок. Это делалось не просто по обязанности. Люди воспринимали храм как святое место, где должен быть особый порядок.

Беседовала Антонина Мага