Три смерти николая шмита. Николай Шмидт

ТРИ СМЕРТИ НИКОЛАЯ ШМИТА

В судьбе этого молодого человека, прожившего всего 23 года, переплелись большая политика и большие деньги, вера в высокие идеалы и низкая алчность, любовь и обман, совестливость и подлость. Он внезапно и страшно погиб при загадочных обстоятельствах, затем его деньгами расчетливо воспользовались люди, ради которых он рисковал жизнью, и в конце концов о нем просто забыли – как и о большинстве его современников-революционеров. А завершилась эта история в Москве ровно 100 лет назад.

СПАСАЯ СЕМЕЙНЫЙ БИЗНЕС

Родившемуся в декабре 1883 года Николаю Павловичу Шмиту посчастливилось оказаться наследником двух семей богатейших московских фабрикантов. Его прадед по отцу, уроженец Риги Матвей Шмит обосновался в Москве в 1817 году, построив у Арбатской площади мебельную фабрику и быстро разбогатев в разгар строительного бума, охватившего Москву после пожара 1812 года.
В 1850-х гг. в России началось железнодорожное строительство, и сын Матвея Шмита, путейский инженер Александр Шмит, добился для семейной фирмы подрядов на изготовление мебели для вокзалов на железной дороге между Санкт-Петербургом и Москвой. Тогда же Шмит-2-й добавил к названию предприятия почетное наименование: «Поставщик Двора Его Императорского Величества».
Сын инженера Шмита Павел Александрович в начале 1880-х гг. женился на наследнице богатейшей старообрядческой семьи Морозовых – Вере Викуловне. На приданое невесты, полученное от ее отца-миллионщика, владевшего ткацкими мануфактурами в Московской и Тверской губерниях, Шмит-3-й к 1883 году отстроил новые фабричные корпуса и личный двухэтажный особняк на Пресне, тогдашней московской окраине, между улицами Нижняя Прудовая (ныне Дружинниковская) и Нижняя Пресненская (ныне Рочдельская).
До конца XIX столетия семейные и фабричные дела Шмитов шли хорошо. У счастливой четы Павла и Веры один за другим рождались дети – вслед за первенцем Николкой появились Катя (1884), Лиза (1887) и Алеша (1889). Фабрика давала хозяевам стабильно высокие доходы. Правда, работники трудились там по 12-14 часов в день, но мастера-резчики и обойщики получали за свою штучную работу неплохие деньги и не увлекались забастовками.
Налаженная жизнь Шмитов пошатнулась в 1902 году, когда Павел Александрович умер от болезни сердца. В своем завещании он велел продать фабрику, не видя в семье достойного преемника по ее управлению. Однако тогдашний застой экономики не позволил найти покупателей предприятия по реальной цене. От разорения дело Шмитов спас крупный заказ сахарозаводчика-миллионера Харитоненко на мебель для его особняка на Софийской набережной, где ныне размещается посольство Великобритании.
Тем временем юный Николай Шмит, желая спасти семейный бизнес, прервал учебу на естественном факультете Московского университета и начал реконструкцию фабрики, заняв у матери 75 тысяч рублей (цена тогдашней дворянской усадьбы в ближнем Подмосковье) и взяв кредит под ожидаемое после покойного деда по матери Викулы Морозова наследство, которое Николаю предстояло получить по достижении 21 года.

СПОНСОРСКИЕ АКТЫ

В расширении производства юному Шмиту помог его двоюродный дед Савва Тимофеевич Морозов – фабрикант-миллионер, меценат, крупнейший спонсор тогдашних подпольщиков-революционеров. Через Морозова Николай Шмит свел знакомство с московскими большевиками Леонидом Красиным, Николаем Бауманом, Виргилием Шанцером. Савва Морозов помогал этим людям, считая большевизм действенным средством ограничить всевластие царской бюрократии в интересах российских деловых кругов, не имевших тогда легальных инструментов воздействия на самодержавную монархию.
Однако с течением времени дружба с подпольщиками привела к разладу в семейной жизни Морозова и к его тяжелому нервному расстройству. Родные отправили Савву Тимофеевича на лечение во французские Канны, где 13 мая 1906 года его труп с пулей в сердце нашли в гостиничной постели. Историки до сих пор спорят, было ли это самоубийством либо убийством. Известно, что в день смерти Морозова в Каннах видели Леонида Красина, руководившего «боевой технической группой при ЦК РСДРП», то есть отрядом большевистских боевиков. Еще один исторический факт – из 100 тысяч рублей, на которые была застрахована жизнь Морозова, 60 тысяч получил Красин.
Горячо переживая гибель родственника и покровителя, Николай Шмит не был осведомлен о ее загадочных подробностях. Всецело доверившись новым друзьям-революционерам, в 1905 году Шмит передал тому же Красину 20 тысяч рублей на закупку оружия и еще 15 тысяч – на издание газеты «Новая жизнь». Эти спонсорские акты происходили в доме № 4/7 на углу Моховой и Воздвиженки на квартире пролетарского писателя Максима Горького и его гражданской жены (и близкой подруги покойного Саввы Морозова) – актрисы МХАТа Марии Федоровны Андреевой. А охраняли эту «нехорошую квартиру» 12 приезжих с Кавказа боевиков из «бригады» мастера экспроприаций (то есть вооруженных грабежей) Семена Тер-Петросяна, более известного под кличкой «Камо».
Общение с подобными незаурядными личностями все более увлекало пылкого экзальтированного юношу Шмита. С подачи Красина и Баумана Николай летом 1905 года принял на фабрику слесарями профессиональных революционеров Ивана Карасева и Михаила Николаева. Разумеется, в цехах они не появлялись, зато получали немалое жалованье. Когда ветераны фабрики во главе со старшим мастером Блюменау выразили недовольство этой «большевистской крышей», Шмит по совету старших товарищей созвал общефабричное собрание, где недовольных объявили «агентами полиции» и тут же уволили – якобы «коллективным решением коллег».
С тех пор фабричные мастера были вынуждены молча наблюдать за тем, как их молодые коллеги вместо работы в цехах учились кидать муляжи бомб прямо на фабричном дворе и тренировались в стрельбе в подвале котельной. Благо, ее новое оборудование, закупленное в Англии, в разгар революционных событий осени 1905 года установить было как-то недосуг. В те месяцы фабрика Шмита притягивала к себе всю радикальную молодежь Пресни, богатой как рабочими, так и хулиганскими традициями.

ДРУЖИНА ШМИТА, ИЛИ ДЕКАБРЬСКОЕ ВОССТАНИЕ

Вскоре боевая дружина, созданная на фабрике Шмита, приняла боевое крещение. В сентябре 1905 года, в разгар охватившей Москву всеобщей забастовки с политическими требованиями о свержении самодержавия, группа «шмитовцев» решила стимулировать стачку железнодорожников, устроив ночное крушение поезда у станции «Кунцево». Дюжина бойцов во главе с Михаилом Николаевым попыталась остановить товарный состав, подав сигнал тревоги красным фонарем. Но их планам захватить паровоз, связать машиниста и пустить вагоны под откос помешал туман. Не разглядев свет фонаря, машинист проехал засаду без остановки. С досады дружинники обстреляли поезд и разошлись восвояси. Правда, своей цели они все же достигли – напуганные обстрелом железнодорожники были вынуждены присоединиться к забастовке.
В октябре 1905 года вооруженная закупленными Шмитом за границей и контрабандно ввезенными в Россию новейшими по тем временам пистолетами «браунинг» и «маузер» фабричная дружина стала главной ударной силой московских повстанцев. Шмитовцы участвовали в первой в Москве перестрелке с войсками и полицией на Охотном ряду 18 октября, когда лучше подготовленные «силовики» застрелили трех боевиков. С тех пор дружинники сменили тактику, начав нападать на одиночных полицейских постовых, а также изымать товары, необходимые для революционной борьбы, из московских оружейных магазинов и винных лавок.
Умеренные оппозиционеры самодержавию свернули свою активность после появления 17 октября 1905 года царского манифеста, учредившего новый независимый институт представительной и законодательной власти – Государственную Думу. А левые радикалы, добивавшиеся свержения монархии, собрались 5 декабря 1905 года у Чистых прудов в здании реального училища Фидлера (ныне дом № 5/16 по улице Макаренко) и постановили объявить в городе всеобщую политическую стачку, а затем начать вооруженное восстание.
В тот день «шмитовцы» несли охрану вокруг здания училища, но уже 7 декабря, в день начала стачки, они рассредоточились группами по 5-10 человек по всей Москве, чтобы изнурять в локальных стычках части столичного гарнизона и полиции. По оценкам современников, «шмитовцы» составляли 20% от действовавших тогда в Москве 1200-1500 вооруженных дружинников, но отличались отменным вооружением, высоким боевым настроем и взаимовыручкой.
После того как усиленный артиллерией полуэскадрон драгун под началом ротмистра Рахманинова (родной брат композитора) в ночь с 9 на 10 декабря 1905 года после 3-часового боя занял здание училища Фидлера, прежде служившее штабом восставших, их вожаки - большевик Зиновий Литвин-Седой и эсер Михаил Соколов («Медведь») -попытались закрепиться в центральных районах города, покрывшихся баррикадами. Их число росло до 13 декабря 1905 года, когда 60-летний генерал-губернатор Москвы Ф. В. Дубасов ввел в городе комендантский час и обратился за помощью в Санкт-Петербург. В ответ царь направил на усмирение беспорядка 2 тысячи офицеров и солдат лейб-гвардии Семеновского полка во главе с полковниками Г. А. Мином и Н. К. Риманом.
К утру 15 декабря, когда семеновцы прибыли в Москву, действовавшие там казаки и драгуны при поддержке артиллерии оттеснили повстанцев из их опорных районов на Бронных улицах и Арбате. Дальнейшие боевые действия с участием гвардейцев шли на Пресне вокруг фабрики Шмита, превращенной тогда в арсенал, типографию и лазарет для живых повстанцев и морг для павших. Среди них был и парторг фабрики Иван Карасев, убитый еще 12 декабря на одной из баррикад Арбата.
Все эти дни сам Николай Шмит и две его младших сестры составляли штаб дружины, координируя действия ее боевых групп друг с другом и с вожаками восстания, обеспечивая работу самодельного печатного устройства – гектографа. Несмотря на то, что для конспирации Шмиты пребывали не в семейном особняке, а в съемной квартире на Новинском бульваре (на месте нынешнего дома № 14), кто-то из пленных дружинников либо полицейских агентов сообщил властям об убежище. Именно там Николая Шмита арестовали ранним утром 17 декабря 1905 года, когда артиллерия Семеновского полка начала обстрел фабрики. В тот день фабрика и соседний особняк Шмитов сгорели дотла, хотя часть их имущества успели растащить по домам не занятые на баррикадах местные жители-пролетарии.
По версии властей, первый допрос 21-летнего революционера в последний день боев 19 декабря провел лично полковник Мин в своем полевом штабе на Даниловском сахарном заводе (ныне ОАО «Краснопресненский сахарорафинадный завод имени Мантулина, Мантулинская улица, д. 7). Как следует из сохранившихся докладных записок Мина в Петербург, после того как на глазах Шмита семеновцы расстреляли рабочих-боевиков Мантулина и Волкова, взятых с оружием в руках, юноша «сломался» и дал детальные показания об известных ему активных участниках восстания. Записи этих показаний в советских архивах обнаружить не удалось…
По версии самого Шмита, он под угрозой расстрела был вынужден признаться в своей помощи революционерам, но не упомянул никаких конкретных имен и фактов. По его словам, он молчал следующие 10-12 дней, когда сидел под арестом в Пресненской полицейской части, занимавшей нынешний дом № 4 на Кудринской улице. Оттуда Николая Шмита перевели в Таганскую тюрьму, где он смог ознакомиться с общими итогами московского Декабрьского восстания. Со стороны властей в нем погибло 36 полицейских, 14 дворников и 28 воинских чинов. Потери гражданского населения составили около 980 человек, в том числе 137 женщин и 86 детей. Из 700 с лишним убитых тогда мужчин около половины составили дружинники, включая примерно 15 «шмитовцев». Из вождей восстания не погиб никто – часть из них была арестована еще 7-8 декабря, другие благополучно скрылись с Пресни по льду Москвы-реки 17-18 декабря, оставив подчиненных воевать до последнего.

УБИЙСТВО ИЛИ САМОУБИЙСТВО?

Несмотря на усилия младших сестер, добивавшихся освобождения Николая из тюрьмы под залог, тот просидел в Таганке, а затем в одиночной камере в Пугачевской башне Бутырской тюрьмы почти 14 месяцев. К тому времени ведшие его дело судебные следователи Всесвятский и Вольтановский подготовили для передачи в суд заключение по делу Шмита, изобличенного в участии в организации вооруженного восстания. Однако ухудшение здоровья Николая, переболевшего в тюрьме тифом, заставило курировавшего следствие по его делу товарища (заместителя) прокурора Московской судебной палаты С. Е. Виссарионова отложить передачу дела в суд, а затем, уже в феврале 1907 года, санкционировать освобождение Николая Шмита из-под стражи до суда под залог. Но всего за день до выхода на свободу, утром 13 февраля 1907 года Шмита нашли мертвым в его камере-одиночке Бутырской тюрьмы.
По официальной версии властей, страдавший психическим расстройством юноша совершил самоубийство, вскрыв себе вены припрятанным осколком стекла. Технически это было вполне возможно, да и психологически Николай вполне мог поступить так, терзаясь чувством вины перед теми товарищами, которые погибли на баррикадах либо были арестованы на основании признаний, которые мог сделать Шмит под угрозой бессудной расправы.
Сами коммунисты с 1907 года упорно утверждали, что Шмита убили в тюрьме уголовники-«отморозки» при попустительстве охраны по приказу царских властей, опасавшихся, что после выхода на свободу Николай поведает миру при помощи того же Максима Горького о беззаконном поведении следователей, жестокости царских карателей и т. д. И эта версия также представляется вполне возможной.
Последняя, третья версия гибели Шмита стала известна российским историкам уже в 1990-х гг., хотя политэмигранты из советской России обсуждали ее еще в 1920-х гг. По этой версии, Шмит, как и его родственник Савва Морозов, еще в марте 1906 года опрометчиво завещал большевикам большую часть полученного наследства Викулы Морозова, оцениваемого в тогдашние 280 тысяч золотых рублей, или 10 млн. долларов на нынешние деньги. После этого решения гибель Шмита в тюрьме, контролируемой активом из политзэков-большевиков, была предрешена.
В пользу последней версии свидетельствует судьба наследства Шмита, распорядителями которого стали его сестры и брат. К моменту гибели Николая младшая из сестер, 20-летняя Екатерина, уже была любовницей 28-летнего секретаря и казначея московской организации большевиков Виктора Таратуты, которого сам Ленин в узком кругу сподвижников называл «прожженным негодяем, но незаменимым человеком, пошедшим за деньги на содержание богатой купчихе». Именно Таратута, находившийся с 1905 года в полицейском розыске, устроил весной 1907 года фиктивный брак Екатерины с «легальным» товарищем по партии Александром Игнатьевым. Это замужество позволило девушке вступить во все права наследства на деньги старшего брата.
Примерно в это же время Таратута и главный «техник» большевиков Красин встретились в Выборге – на «нейтральной территории» Великого Княжества Финляндского – с законными опекунами младшего наследника капиталов Шмитов, 18-летнего Алексея. После того как юристы напомнили о правах юноши на треть наследства, большевики, приехавшие на «стрелку» в сопровождении боевиков из «бригады» Камо, намекнули опешившим ходатаям о возможности безвременной кончины всех, кто мог встать между самой революционной партией и завещанными ей деньгами. После этого намека соискатели наследства заключили в июне 1908 года соглашение, по которому Алексею Шмиту досталось всего 17 тысяч рублей, а обе его сестры, следуя предсмертной воле брата Николая, отказались от причитавшихся им долей на общую сумму в 130 тысяч рублей в пользу РСДРП.
Но в этот момент к делу о наследстве подключился еще один молодой большевик – спешно женившийся на старшей из сестер, 22-летней Екатерине Шмит московский адвокат Николай Адриканис. Получив право распоряжаться доставшимся жене наследством, Адриканис отказался делиться им с большевиками. И этого упрямца пришлось переубеждать Красину и Таратуте, которые пригрозили отступнику и его супруге смертью. В итоге Таратута был вынужден передать большевикам половину наследства – и тут же спешно отбыл с супругой в эмиграцию во Францию. Вернувшись в Россию после прихода большевиков к власти, Андриканис не сделал при них карьеры, в отличие от возглавившего Внешторгбанк СССР Виктора Таратуты и ставшего первым советским послом в Великобритании Леонида Красина.
Что касается несчастного Николая Шмита, то бывшие рабочие его фабрики (за вычетом 15-ти погибших и 3-х попавших на каторгу боевиков) с почетом похоронили бывшего хозяина и партнера на Преображенском кладбище Москвы. На месте сгоревшей дотла фабрики Шмита на Пресне до начала 1920-х гг. был пустырь, затем там установили памятный знак (камень с надписью) и открыли районный детский парк (Дружинниковская ул., дом 9). В 1948 году парку присвоили имя Павлика Морозова, установив там памятник «пионеру-герою № 1». В начале 1990-х гг. памятник сняли, а парк переименовали в «Пресненский». А вот в Шмитовском проезде, получившем это имя в 1930 году, с 1971 года и по сей день стоит памятный знак с барельефным портретом Николая Шмита. Юноши, который верил в светлое будущее и заплатил за свою веру самой дорогой на свете ценой.

Максим ТОКАРЕВ

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Николай Шмидт в начале 1920-х годов
Николай Рейнгольдович Шмидт

267x400px
Имя при рождении:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Род деятельности:
Гражданство:	Российская империя 22x20px Российская империя → СССР 22x20px СССР
Подданство:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Страна:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата смерти:
Отец:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Мать:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Супруг:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Супруга:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дети:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды и премии:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Автограф:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Сайт:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Разное:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). \|Произведения]] в Викитеке

Николай Рейнгольдович Шмидт (31 октября , Киев - 26 августа , Ташкент) - советский радиолюбитель , радиоинженер, работник органов связи.

В кино

В советско-итальянском фильме «Красная палатка» () роль Николая Шмидта сыграл Николай Иванов . На момент выхода фильма Николай Шмидт ещё не был реабилитирован.

Напишите отзыв о статье "Шмидт, Николай Рейнгольдович"

Литература

Наталья Григорьева. . Полярный круг: [Сборник . Сост. А. В. Шумилов]; Ред.: В. И. Бардин и др. (1986). Проверено 1 марта 2012. .

Ссылки

Георгий Члиянц. . QRZ.RU (26.03.2004). Проверено 4 июля 2010. .
. Администрация Вохомского Муниципального Района. Проверено 4 июля 2010. .
Георгий Члиянц. . Главная → История развития электросвязи → Радиолюбительство . Виртуальный компьютерный музей (24.08.2010). Проверено 7 октября 2011.

СССР	Это заготовка статьи о биографии персоны из СССР . Вы можете помочь проекту, дополнив её.

Отрывок, характеризующий Шмидт, Николай Рейнгольдович

У тебя не так уж много времени, Изидора. И я думаю, ты захочешь узнать совершенно другое, что близко тебе по сердцу, и что, возможно, поможет тебе найти в себе побольше сил, чтобы выстоять. Ну, а этот, слишком тесно «тёмными» силами запутанный клубок двух чужих друг другу жизней (Радомира и Джошуа), в любом случае, так скоро не расплести. Как я уже сказал, у тебя просто не хватит на это времени, мой друг. Ты уж прости...
Я лишь кивнула ему в ответ, стараясь не показать, как сильно меня занимала вся эта настоящая правдивая История! И как же хотелось мне узнать, пусть даже умирая, всё невероятное количество лжи, обрушенной церковью на наши доверчивые земные головы... Но я оставляла Северу решать, что именно ему хотелось мне поведать. Это была его свободная воля – говорить или не говорить мне то или иное. Я и так была ему несказанно благодарна за его драгоценное время, и за его искреннее желание скрасить наши печальные оставшиеся дни.
Мы снова оказались в тёмном ночном саду, «подслушивая» последние часы Радомира и Магдалины...
– Где же находится этот Великий Храм, Радомир? – удивлённо спросила Магдалина.
– В дивной далёкой стране... На самой «вершине» мира... (имеется в виду Северный Полюс, бывшая страна Гиперборея – Даария), – тихо, будто уйдя в бесконечно далёкое прошлое, прошептал Радомир. – Там стоит святая гора рукотворная, которую не в силах разрушить ни природа, ни время, ни люди. Ибо гора эта – вечна... Это и есть Храм Вечного Знания. Храм наших старых Богов, Мария...
Когда-то, давным-давно, сверкал на вершине святой горы их Ключ – этот зелёный кристалл, дававший Земле защиту, открывавший души, и учивший достойных. Только вот ушли наши Боги. И с тех пор Земля погрузилась во мрак, который пока что не в силах разрушить сам человек. Слишком много в нём пока ещё зависти и злобы. Да и лени тоже...

– Люди должны прозреть, Мария. – Немного помолчав, произнёс Радомир. – И именно ТЫ поможешь им! – И будто не заметив её протестующего жеста, спокойно продолжил. – ТЫ научишь их ЗНАНИЮ и ПОНИМАНИЮ. И дашь им настоящую ВЕРУ. Ты станешь их Путеводной Звездой, что бы со мной ни случилось. Обещай мне!.. Мне некому больше доверить то, что должен был выполнить я сам. Обещай мне, светлая моя.
Радомир бережно взял её лицо в ладони, внимательно всматриваясь в лучистые голубые глаза и... неожиданно улыбнулся... Сколько бесконечной любви светилось в этих дивных, знакомых глазах!.. И сколько же было в них глубочайшей боли... Он знал, как ей было страшно и одиноко. Знал, как сильно она хотела его спасти! И несмотря на всё это, Радомир не мог удержаться от улыбки – даже в такое страшное для неё время, Магдалина каким-то образом оставалась всё такой же удивительно светлой и ещё более красивой!.. Будто чистый родник с животворной прозрачной водой...
Встряхнувшись, он как можно спокойнее продолжил.
– Смотри, я покажу тебе, как открывается этот древний Ключ...
На раскрытой ладони Радомира полыхнуло изумрудное пламя... Каждая малейшая руна начала раскрываться в целый пласт незнакомых пространств, расширяясь и открываясь миллионами образов, плавно протекавших друг через друга. Дивное прозрачное «строение» росло и кружилось, открывая всё новые и новые этажи Знаний, никогда не виданных сегодняшним человеком. Оно было ошеломляющим и бескрайним!.. И Магдалина, будучи не в силах отвести от всего этого волшебства глаз, погружалась с головой в глубину неизведанного, каждой фиброй своей души испытывая жгучую, испепеляющую жажду!.. Она вбирала в себя мудрость веков, чувствуя, как мощной волной, заполняя каждую её клеточку, течёт по ней незнакомая Древняя Магия! Знание Предков затопляло, оно было по-настоящему необъятным – с жизни малейшей букашки оно переносилось в жизнь вселенных, перетекало миллионами лет в жизни чужих планет, и снова, мощной лавиной возвращалось на Землю...

Ленин никогда не был особенно щепетилен в денежных вопросах. В первые же годы после образования РСДРП (б) он пустился во все тяжкие, превратив большевистскую партию в шайку беспринципных уголовников, за которыми числилось множество тяжких преступлений - от подделывания денег до вооружённых ограблений (знаменитые большевистские "эксы")… Впрочем, тут он имел массу предшественников, причем весьма именитых. Но вот один придуманный им способ пополнения партийной кассы был не так тривиален, хотя и не менее омерзителен. Речь идет о присвоении чужого наследства путем вступления в брак.

Пролог
Итак, познакомимся с первым фигурантом этой некрасивой истории.

Николай Павлович Шмидт по линии матери был членом династии богатейших промышленников Морозовых. Отца он потерял рано и в 1904 году, по достижении совершеннолетия (21 год по тогдашним российским законам), вступил в права наследования, став владельцем лучшей в России мебельной фабрики на Пресне.
Руководить юношей по жизни взялся его двоюродный дядя Савва Тимофеевич Морозов, в последние годы жизни благоволивший большевикам. Под его влиянием Шмидт сократил рабочий день на своей фабрике с 11 до 9 часов, оформил на работу несколько большевистских пропагандистов, познакомился с видными московскими большевиками - Н.Бауманом и др., пожертвовал крупную сумму на издание горьковской газеты «Новая жизнь», а после начала декабрьского вооруженного восстания в Москве выдал на покупку оружия для рабочих 20.000 рублей (стоимость импортного бельгийского револьвера составляла 30-32 рубля, тульский «наган» стоил 22 рубля 60 копеек, охотничья «берданка» находилась в свободной продаже по 3 рубля).
Фабрика Шмидта сделалась бастионом сопротивления так называемых «шмитовских дружин», состоявших из местных рабочих(они составляли пятую часть восставших), и в ходе боев с правительственными войсками была практически полностью разрушена артиллерией. Её хозяина, входившего в штаб восстания, арестовали вместе с уцелевшими боевиками.

Правительственные войска на руинах фабрики Шмидта

В тюрьме жандармы легко «раскололи» неопытного «революционера» с неустойчивой психикой (по мнению психиатра В.П.Сербского, Шмидт страдал редкой разновидностью паранойи). Шмидт назвал «адреса, пароли, явки», выдав весь круг лиц, причастных к получению от него денег, закупкам оружия и участию в беспорядках.

Н.П.Шмидт под арестом

Но как только Шмидт понял, что из него сделали предателя, то погрузился в мрачное раскаяние, перешедшее в глубокую депрессию. В конце 1906 года в виду явных признаков психического расстройства Шмидта перевели в тюремную больницу. Шли переговоры о его освобождении на поруки семьи, как вдруг 13 февраля 1907 года, за день до назначенного срока, он погиб. Согласно официальной версии, разбил окно и осколком стекла перерезал себе горло - слишком экзотический способ самоубийства, чтобы в него поверить.
Большевистская печать утверждала, что Шмидта убили уголовники по приказанию Охранки. Однако в последние годы многие историки придерживаются версии о его устранении самими большевиками.
Дело в том, что незадолго перед смертью, в беседе со своими сёстрами и наследницами, Екатериной и Елизаветой, Шмидт выразил намерение, в знак искупления своей вины, передать все своё состояние в партийную кассу РСДРП (б), после чего участь его была решена.
Как бы то ни было, с этого момента начинается многоходовая ленинская комбинация по выуживанию денег Шмидта у его законных наследников.

Исполнители
Среди лиц, вхожих в дом Шмидта, были два большевика - Виктор Константинович Таратута и Николай Адамович Андриканис.
Первый, несмотря на свою молодость, - в 1907 году ему исполнилось 25 лет - уже представлял собой довольно колоритную фигуру в большевистском движении.

В.К.Таратута

Будучи доверенным лицом Ленина, он ведал партийной кассой Московского Комитета большевиков. Весной 1907 года на партийном съезде в Лондоне, Ленин ходатайствовал о том, чтобы избрать его кандидатом в члены Центрального Комитета. В России Таратута находился на нелегальном положении, поскольку с 1906 года числился бежавшим из ссылки.
31-летний Андриканис был преуспевающим адвокатом, помощником присяжного поверенного и по совместительству членом большевистской организации Москвы.
Именно они были выбраны Лениным на роль людей, которые должны были склонить сестёр Шмидта к тому, чтобы устное завещание их брата было выполнено как можно точнее.

Операция «Брат»
Однако между деньгами Шмидта и Лениным имелось еще одно препятствие - 18-летний брат Шмидта, Алексей.
Впрочем, отстранить от наследства мальчишку не составило труда. По рассказу социал-демократа С.П. Шестернина, причастного к вывозу денег Шмидта за границу, дело происходило следующим образом. Весной 1907 года в Выборге состоялась встреча представителей Большевистского центра* (Ленина, Красина и Таратуты) с Алексеем Шмидтом и его адвокатами. Большевистскую троицу сопровождало несколько боевиков. Тон переговорам задал Таратута, «резким металлическим голосом» заявивший, что устранит всякого, кто будет мешать получению денег. Ленин «дернул Таратуту за рукав», а среди петербургских адвокатов молодого Шмидта «произошло какое-то замешательство». Связываться с людьми, недавно устроившими кровавую баню в Москве, никто не захотел. Через несколько дней после этой встречи адвокаты официально оформили отказ Алексея Шмидта от его прав на наследство в пользу сестер.

*Фракционный центр большевиков в РСДРП в 1905—1910 годах. Представлял собой расширенную редакцию газеты «Пролетарий». В состав большевистского центра входили Гольденберг И. П., Дубровинский И. Ф., Рожков Н. А., Теодорович И. А., Ногин В. П., Богданов А. А., Красин Л. Б., М. Н. Покровский, Лейтейзен Г. Д. (Линдов), Шанцер В. Л., Зиновьев Г. Е., Таратута В. К., Каменев Л. Б., Рыков А. И. Секретарём являлась Крупская Н. К..

Операция «Младшая сестра»
Вероятно, молодые большевики, приударившие за сёстрами Шмидта, представлялись им романтическими рыцарями «плаща и кинжала», отважными «борцами за счастье трудового народа», гонимыми пророками новой «социальной религии» - марксизма. Во всяком случае, девушки легко сдались на их ухаживания. В случае с Елизаветой дело облегчалось тем, что она состояла в РСДРП с 1905 года и в свои 20 лет была уже "партийцем со стажем".
Правда, и тут возникла небольшая заминка. Елизавета зажила с Таратутой одной семьей, как муж и жена, и была согласна передать в его распоряжение все свои средства. Но в виду своего несовершеннолетия она не могла распоряжаться ни принадлежащим ей семейным имуществом, ни доставшимся от брата наследством, а Таратута, живущий на нелегальном положении под чужими фамилиями, не мог вступить с ней в законный брак и в качестве мужа распоряжаться её деньгами.
Тогда «любящий муж» уговорил Елизавету заключить фиктивный брак с членом боевой организации ЦК большевиков Александром Игнатьевым, сохранившим легальность. Юная особа, не задумываясь, принесла эту «жертву на алтарь русской революции», что уладило все формальности для дальнейшей передачи её доли наследства в партийную кассу.

Операция «Старшая сестра»
С 23-летней Екатериной поначалу всё складывалось как нельзя более гладко. По-видимому, между ней и Андриканисом даже возникло искреннее чувство. Молодые люди сочетались законным браком. Андриканис в качестве члена семьи и адвоката должен был следить за реализацией имущества Шмидта, в чьём наследстве были значительные пакеты паев мануфактур Морозовых. Но произошло непредвиденное: уличённый в связях с большевиками, Андриканис был арестован и выслан за границу. Его супруга последовала за ним. Разлагающая парижская «атмосфера» подействовала на молодую чету в сторону «буржуазного перерождения». Андриканис и его жена вдруг подумали, что причитающейся им доли наследства Шмидта можно найти гораздо лучшее применение, чем спустить её на оплату счетов ленинской компании.
В Большевистском центре, на который уже осенью 1907 года полились живительные струи шмидтовских денег, метали громы и молнии. Рассвирепевший Таратута пригрозил Андриканису, что вызовет с Кавказа страшных боевиков Семена Тер-Петросяна, более известного под кличкой «Камо». Перетрусивший адвокат воззвал… к суду чести! Состоялись партийные слушания скандального дела. В изложении Каменева они выглядели так:
«Когда зашла речь о суде, Андриканис письменно заявил о своём выходе из партии и потребовал, чтобы в суде не было ни социал-демократов, ни бывших социал-демократов. Нам оставалось либо отказаться от всякой надежды получить что-либо, отказавшись от такого суда, либо согласиться на состав суда не из социал-демократов. Мы избрали последнее, оговорив только в виду конспиративного характера дела, что суд должен быть по составу «не правее беспартийных левых». По приговору этого суда мы получили максимум того, чего вообще суд мог добиться от Андриканиса. Суду пришлось считаться с размерами тех юридических гарантий, которые удалось получить от Андриканиса до суда. Всё-таки за Андриканисом осталась львиная доля имущества» (Каменев Л.Б. «Две партии»).

Цена вопроса
Сколько шмидтовских денег было перекачано в большевистскую кассу, точно не известно. По некоторым подсчётам, итоговая сумма составила не менее 280 тыс. рублей. Эпоха нищеты для Ленина осталась позади. Крупская в своих «Воспоминаниях» не случайно отметила: «В это время большевики получили прочную материальную базу».
Таков был стартовый капитал в игре на ликвидацию мирового капитала.

Послесловие
Как же относился Ильич к людям, готовым пожертвовать личной жизнью ради его благосостояния? Понятно, что для Андриканиса у него добрых слов не нашлось. Ну, а верный Таратута?
В. Войтинский в своих воспоминаниях пишет, что однажды большевик Рожнов в беседе с Лениным охарактеризовал Татратуту как прожжённого негодяя (некоторые члены РСДРП подозревали его в провокаторстве, впрочем неосновательно). Ленин ответил со смехом:
— Тем-то он и хорош, что ни перед чем не остановится. Вот вы, скажите прямо, могли бы за деньги пойти на содержание к богатой купчихе? Нет? И я не пошел бы, не мог бы себя пересилить. А Виктор пошел. Это человек незаменимый.
После Октябрьской революции незаменимый Таратута продолжил карьерное восхождение по финансово-хозяйственной части: с 1919 года управляющий делами ВСНХ СССР, в 1921—1924 годах председатель правления треста «Моссукно», с 1924 года председатель правления Банка для внешней торговли СССР. От своей "купчихи" он прижил троих детей: Нину (1908—1967), Николая (1915—1994) и Лидию (1917—1999).

А вот вернувшийся в Советскую Россию Андриканис карьеры не сделал - это выпало на долю его потомкам. Сыном Николая Андриканиса и Екатерины Шмидт был известный оператор и режиссёр Евгений Андриканис (1909—1993), а внучкой - народная артистка РСФСР Татьяна Андриканис (1938—2007), более известная под псевдонимом Лаврова.

Литература:
Вл. Войтинский. Годы побед и поражений.
Н.В. Вольский-Валентинов. Малоизвестный Ленин.
Фельштинский Ю. История революции в трудах революционеров.

Покорители Арктики.

1928 год. Конец мая.

Весь мир с волнением следил за событиями в Арктике. Внезапно замолкла рация экспедиции Умберто Нобиле, в которой было 16 человек, возвращавшихся на базу в Шпицбергене после сенсационного полёта на Северный полюс на дирижабле «Италия». Сомнений не оставалось - произошла катастрофа, но остались ли живы аэронавты, и где их можно найти? Этого никто не знал. А раненый при катастрофе итальянский радист Джузеппе Бьяджи, согнувшись в крохотной палатке, раскинутой на дрейфующем льду, напрасно отстукивал сигналы «SOS». Никто его не слышал.

Первым сигнал бедствия принял 3 июня радиолюбитель Николай Шмидт из посёлка , его имя и название нашего села, которое и на картах-то не значилось, замелькало в заголовках газет всех стран. На поиски аэронавтов направились экспедиции: 22 самолета, 16 судов, больше тысячи пятисот человек из шести стран. А обнаружить и спасти затерянных среди льдов Ледовитого океана людей удалось в июле только нашим соотечественникам - экипажу летчика Б. Г. Чухновского и команде ледокола «Красин».

События в Арктике, 85 лет назад потрясшие мир, не забыты и сегодня. Сотни статей, десятки книг. Совместный советско-итальянский фильм «Красная палатка» прошёл по всем киноэкранам мира. Кто же такой Николай Рейнгольдович Шмидт, давший известность нашему селу на весь мир?

Пламенная страсть.

Родился он в Киеве в 1906 году. Отец был военным инженером и педагогом, а мать - выпускницей института благородных девиц. В семье четыре сына. Николай с детства был увлечен техникой и «телеграфом без проводов», так в то время называли радио. В 1920 году, когда семья жила во Владивостоке, он самостоятельно собрал свой первый искровой передатчик. После смерти отца, уже в Нижнем Новгороде, собрал первый свой ламповый приёмник. Город этот был тогда центром радиотехнической мысли, здесь, в радиолаборатории, вырос бы Николай в радиоинженера, а может, и ученого. Но иначе распорядилась судьба.

Оставшись без хозяина и кормильца, семья бедствовала, и мать приняла решение о переезде в сельскую местность, к племяннику на лесной кордон у села Заветлужье, относившегося в 1924 г. к Нижегородской губернии. Николай стал заведовать избой-читальней - «избачом», продолжая свое радиолюбительское дело. Увлеченно конструировал радиоприемники, делясь знанием и опытом с местной молодежью. Многие заветлужские парни увлеклись этим. И это в селе, где ещё и электричества-то не было!

Если раньше вести доходили сюда с большим опозданием, то собранные Шмидтом и его учениками маленькие аппараты помогали чувствовать ритм жизни страны, пульс времени. Здесь, в Заветлужье, он встретился и подружился с Михаилом Смирновым, с которым десятилетие жил и работал вместе. Николай буквально заворожил своего нового приятеля радиотехническими опытами, а потом перебрался с ним в село Вознесенье Вохму. Семья Шмидтов в это же время переехала под город Ветлугу. В Вохме Смирнов продолжал учиться в школе, а Шмидт начал работать киномехаником. В семье Смирновых Николая воспринимали как сына.

Двадцатилетний скромный юноша, поселившийся в Вохме, вскоре стал известным и почитаемым на селе человеком. Работая в профсоюзном клубе, поражал неискушённых зрителей демонстрацией «живых картинок». Знавшие его вспоминали, что он всегда был окружен ребятней, своими «последователями» из школьников старших классов. Николай учил их собирать детекторные приемники и осваивать азбуку Морзе. «Организовалось что-то вроде радиолюбительского кружка, - вспоминал А. П. Борисов. - Если мы делали только простые приемники, то у Шмидта было много разных конструкций. В его комнате два стола были заставлены разными приборами, а аккумуляторы стояли на полу. Антенна приемника была растянута между двух жердей: одной, укрепленной на столбе у колодца возле дома, и второй - на ёлке, которая росла неподалеку, за небольшим логом».

Первый.

Николай Шмидт, часто слушавший эфир, интересовался короткими волнами, мечтал сделать передатчик, о его приёмнике напечатал журнал «Огонёк» в 1928 году, где он и рассказывал: «За период с: 1924 года мной было собрано множество различных приёмников, в основном с двухсеточными лампами низких анодных напряжений. На последнем одноламповом приемнике мною и был принят сигнал «SOS» с «Италии». Интенсивные атмосферные шумы и замирания препятствовали приёму. Уловил только: «... Нобиле... SOS... терре... тено...SOS... SOS...». Как потом выяснилось, переданные слова на итальянском языке - «около острова Фойн» смешались и были поняты, как «Земля Франца Иосифа». Он тут же и позвал своего друга из Заветлужья и утром следую¬щего дня решил дать телеграмму в «Общество друзей радио» с таким содержанием: «Москва. ОДР. Италия. Мукомлю. Нобиле. Шмидт. 3. 6. 28». Тем более, что сигналы эти они принимали и вторично. Телеграмму у них принять отказались, считая текст несерьезным. Только после распоряжения начальника почты Селезнева она была отправлена.

На следующий день в здании почты в посёлке Вохма (располагалась она тогда в здании, где позднее был ЭТУС, а затем интернат и столярная мастерская средней школы) царило необычайное оживление. ОСОАВИАХИМ, общество друзей радио, наркомат иностранных дел, редакции газет, запрашивали подробности о принятом Шмидтом сообщении и о самом радиолюбителе.
Наблюдения в эфире попросили Шмидта продолжить. Срочно выслали посылку с радиодеталями. Сами сведения были немедленно переданы комитету помощи «Италии», а оттуда через Совнарком отправили в итальянское посольство. Наш земляк Л. А. Кудреватых в очерке «Кто первый услыхал сигналы «Италии» приводит такой эпизод: «В доказательство Шмидт показал мне кучу полученных им телеграмм. Вот, например, одна из них: «Необходимо получение схемы устройства вашего аппарата. Сообщите... Телеграфируйте».

В том же году Шмидт и Смирнов были приглашены на работу операторами на радиостанцию «Малый Коминтерн» в Великом Устюге. Потом их вызвали в Москву, где они присутствовали на торжественном заседании, посвящённом возвращению советской спасательной экспедиции на ледоколе «Красин». От общества друзей радио их наградили грамотами, а Николая еще именными золотыми часами.

Печальный эпилог.

В Москве друзья прожили несколько месяцев, работая в радиолаборатории. Им предложили поехать на работу в Ташкент налаживать первые линии коротковолновой связи. Н. Р. Шмидт стал работать в управлении связи Узбекистана радиоинженером, перед войной был начальником радиоотдела. Построил более 30 передатчиков в узбекских городах. Тогда же судьбы друзей и разошлись. М. С. Смирнов впоследствии стал крупным специалистом в области связи.

Н. Р. Шмидт в начале войны был репрессирован по обвинению в шпионаже. Возможно, в этом сыграла роль и его немецкая фамилия. В 1942 году он был расстрелян.

Реабилитировали этого замечательного человека через десятилетия.

В музее посёлка Вохма есть справка, в которой говорится: «...12 июля 1984 года Верховный суд Узбекской ССР прекратил уголовное дело, по материалам которого в 1942 году был осужден Шмидт Николай Рейнгольдович. Шмидт Н. Р. реабилитирован за отсутствием в его действиях состава преступления».

До 1987 года на улице Маяковского стоял под номером 16 старенький небольшой домик, где когда-то он жил. Были попытки сохранить его как памятник истории, установить мемориальную доску, организовать там филиал музея. Но... домик был снесен по решению райисполкома, как не подлежащий восстановлению. Так мы отнеслись к памяти о знаменитом земляке.

Есть доля случайности в том, что сигналы из ледовой стоянки Нобиле услышал именно Шмидт в посёлке Вохма. Но и только. Николай Шмидт был талантлив, а не просто удачливый радиолюбитель, случайный счастливчик. Обладая более чем скромными средствами и возможностями, отличался бескорыстной страстью к радиоделу и экспериментам, был начитанным, с хорошим семейным воспитанием. Короткой, но достойной была его жизнь.

3 июня 1928 года советский радиолюбитель Николай Шмидт из поселка Вохма Костромской области первым в мире поймал на самодельный приемник сигнал бедствия от экипажа итальянского дирижабля «Италия» под командованием Умберто Нобиле, потерпевшего катастрофу в Арктике.

Любовь к радио

Николай Шмидт родился 31 октября 1906 года в Киеве. С детства Николай увлекался радиотехникой, устройством телеграфов, позже начал изучать и радиоприемники. Уже в 1920 году, в возрасте 14 лет, он собрал свой первый искровый передатчик. Он представлял собой устройство, собранное из искровой катушки и телеграфного ключа, и работал от аккумулятора. После смерти отца, в 1921-1922 годах семья Шмидта переезжает в Нижний Новгород, в то время это был город радиотехнической мысли России. Здесь же устраивались первые радиолаборатории. Но так как семья после смерти отца бедствовала, мать Николая приняла решение о переезде в село под Нижним Новгородом — Заветлужье.

Там, для того чтобы помочь семье, Николай Шмидт устраивается смотрителем за избой-читальней. В свободное от работы время он продолжал конструировать радиоприемники и учил этому знакомых деревенских ребят. Именно в этот жизненный период радиотехник знакомится с Михаилом Смирновым, с которым впоследствии работал над своими изобретениями. Спустя несколько лет семьи Шмидт и Смирновых переехали в село Вохма, где Михаил продолжил получать образование в школе, а Николай стал работать киномехаником. Старшеклассники сельской школы с удовольствие учились у Шмидта мастерству, был даже организован кружок радиолюбителей.

Экспедиция на дирижабле «Италия»

Умберто Нобиле — итальянский строитель дирижаблей, исследователь Арктики. В 1926 году им был сконструирован дирижабль «Италия», на котором должна была совершиться экспедиция для обследования берегов Северной Земли, а также Канадского архипелага и Гренландии. Метеоролог Мальмгрен рассказывал, что ни одна экспедиция до этой не была так хорошо оснащена. Путешественники запаслись продуктами питания (которые весили около 460 килограммов), техническим оборудованием, санями, лодками, теплыми вещами и даже запасной радиотехникой. Численность экипажа составляла 13 человек, командиром корабля был Умберто Нобиле. Интересно, что, кроме 13 членов экипажа, на борту присутствовало еще одно существо — маленький черный фокстерьер, который до экспедиции на «Италии» уже не раз сопровождал Нобиле в полетах.

К Земле Франца-Иосифа экипаж направился 11 мая, но из-за сильного тумана и поднявшегося ветра Нобиле приказал вернуть дирижабль в ангар. Уже 15 мая предпринимается следующая попытка достичь северных земель, полет продолжался более 65 часов, но пункта назначения снова не удалось достичь. 23 мая дирижабль снова вылетел в ранее указанном направлении, на этот раз «Италия» достигла Северного полюса. Однако из-за сильного ветра и вновь появившегося тумана не могло идти и речи о посадке. Тогда с борта летательного аппарата был сброшен большой деревянный крест, освященный католической церковью, и итальянский флаг.

Крушение корабля

Однако, несмотря на всеобщее ликование, экипаж был обеспокоен тем, что из-за вновь разыгравшейся непогоды нужно было решать, куда лететь. Умберто, определив направление ветра, решил, что будет удобно лететь до северных берегов Канады. В то же время метеоролог дирижабля Мальмгрен посчитал возможным изменение направления ветра, и потому было решено держать курс на Шпицберген. Но, вопреки его прогнозам, ветер лишь усилился, и дирижабль начало сносить на восток, он терял изначально заданное направление. Полет проходил почти вслепую, решено было использовать третий двигатель, но из-за этого сильно увеличился расход топлива.

Спустя два дня, 25 мая, Нобиле принял решение сбавить скорость, для того чтобы сохранить топливо. Было решено из последних сил набрать высоту, чтобы по солнцу определить местоположение. Тогда же кораблем было принято радиосообщение с судна «Читта ди Милано», по которому, если бы у экипажа было в запасе время, можно было определить местоположение.

Но корабль вдруг стал резко снижаться. Несмотря на сброшенный балласт, дирижабль ударился о лед. Тогда за борт выбросило самого Умберто Нобилле, Мальмгрена, Чечони, Бьядже и механика Дзаппи. Остальные же остались на борту резко поднявшегося в воздух дирижабля и сгорели. Спустя несколько часов уцелевшая группа решила разбить лагерь, а среди обломков кабины были найдены палатка, спальный мешок и некоторые съестные припасы. Там же, среди обломков, Бьядже обнаружил коротковолновую электростанцию. Само место, на котором был разбит лагерь, облили красной краской, именно из-за этого всему миру стало известно название «Красная палатка». Размораживая лед, добывали питьевую воду. Уже через несколько часов Бьядже смог отправить с передатчика сигнал SOS. Но сигнал радиопередатчика был очень слабым, и на призывы о помощи никто не отвечал.

Сигнал из «Красной палатки»

Николай Шмидт часто прослушивал эфир. Им было собрано огромное количество разного рода радиоприемников. На последний собранный ламповый радиоприемник Шмидт и поймал сигнал, который был отправлен Бьядже из лагеря «Красная палатка». Это произошло 3 июня, когда экипаж «Италии» уже не надеялся быть услышанным. Однако из-за шумов в атмосфере Николай Рейнгольдович разобрал только нечеткие отрывки вроде «Нобиле… SOS… терре Фойн». Николай понял эти слова как «Земля Франца-Иосифа» и тут же отправил телеграмму в Общество друзей радио, телеграмма была следующего содержания: «Москва. ОДР. Италия. Мукомлю. Нобиле. Шмидт. 3. 6. 28». Телеграмму решили принять только после личного обращения начальника почты Селезнева.

На следующий день Осоавиахим выслал Шмидту более совершенные детали, для того чтобы тот смог получить лучший сигнал. Все полученные Николаем сообщения были переданы в итальянское посольство. Уже 6 июня Бьядже смог передать Николаю Шмидту точные координаты расположения лагеря. Тогда было принято решение о начале Советским Союзом спасательной операции. Были отправлены ледоколы «Малыгин» и «Красин», которым руководил Рудольф Лазаревич. Уже 12 июня команда ледохода «Красин» взяла на борт всех обитателей лагеря «Красная палатка». До сих пор нет точной версии причины крушения дирижабля «Италия». В день, когда к лагерю подошел ледоход, Бьядже отправил Шмидту последнюю телеграмму, в которой сообщил о том, что подошел «Красин» и команда спасена.

Слава и репрессии

После произошедшего Николай Шмидт и его друг Смирнов были приглашены в Великий Устюг на работу операторами радиостанции «Малый Коминтерн». Кроме того, в тот же год друзей вызвали в Москву, где на торжественном заседании, посвященном успешной спасательной операции, их наградили грамотами от Общества друзей радио. Николаю также вручили именные золотые часы. Позже Николай Рейнгольдович стал работать в Узбекистане начальником управления связи. Однако уже в начале войны, в 1942 году, Николай Шмидт подвергся репрессиям и был обвинен в шпионаже. Основным доказательством его вины была лишь немецкая фамилия. Тогда же, в 1942 году, он был расстрелян. Спустя десятилетия он был реабилитирован, это случилось в 1984 году, когда Верховный суд Узбекской ССР прекратил следствие по этому делу и признал Николая Шмидта невиновным.